Несомненно, так оно и было. Паровые машины системы Ньюкомена качали воду для орошения полей задолго до смерти Снодграсса. В 55 году на Ниле, возле Асуана, была сооружена плотина. Электромобили заменили запряженные волами повозки в Риме и Александрии еще до 75 года, а спустя несколько лет огромные, неуклюжие дизельные моторы освободили от труда галерных рабов на торговых судах, курсировавших через Средиземное море.
В 200 году нашей эры численность населения составляла около двадцати миллиардов человек, и технология продолжала развиваться рука об руку с захватом новых территорий. Атомные плуги расчистили Тевтобургский лес, где еще гнили останки Вара, а удобрения, производимые из морской воды с помощью ионного обмена, давали фантастический урожай гибридных зерновых культур. В 300 году численность населения стояла на пороге четверти триллиона.
Реакция разложения водорода давала огромное количество энергии из моря; с помощью атомной трансмутации любое вещество превращалось в пищу. В этом возникла необходимость, так как для сельского хозяйства уже не было места. Земля стала перенаселенной планетой. К середине шестого века шестьдесят миллионов квадратных миль земной суши были столь плотно заселены, что ни один человек, стоявший на суше, не мог вытянуть руку без того, чтобы не задеть другого человека.
Но все были здоровы, и наука продолжала двигаться вперед. Моря осушили, что немедленно утроило поверхность доступной суши. (Через пятьдесят лет дно моря было столь же плотно заселено.) Энергию, которую раньше получали путем разложения морского водорода, теперь добывали, перехватывая всю энергию Солнца с помощью гигантских «зеркал» из чистого силового поля. Другие планеты, конечно, замерзли, но это не имело значения: в течение последующих десятилетий они были разрушены ради энергии, содержащейся в их ядрах. То же произошло и с Солнцем. Поддержание жизни на Земле требовало огромных энергетических затрат; к тому времени каждая звезда в Галактике отдавала все свои энергетические ресурсы Земле, и строились планы откачки энергии из Туманности Андромеды, чего могло бы хватить на последующие тридцать лет.
В это время были сделаны расчеты.
Принимая средний вес человека за сто тридцать фунтов — округленно 6x104 граммов — и предполагая продолжающееся удвоение населения каждые тридцать лет (хотя, с тех пор как Солнце было уничтожено, такого понятия, как «год», больше не существовало; одинокая Земля бесцельно плыла в направлении Веги), оказывалось, что к 1970 году общая масса человеческой плоти, костей и крови составит 6х1027 граммов.
В этом и заключалась проблема. Общая масса самой Земли составляла только 5,98х1027 граммов. Человечество уже жило в норах, пронизывающих земную кору и слой базальта, разрабатывая замерзшее железо-никелевое ядро; к 1970 году все ядро само должно было бы превратиться в живых мужчин и женщин, и людям пришлось бы прокладывать туннели сквозь массу собственных тел, корчащийся, сдавленный сгусток живых тел, дрейфующий в космосе.
Более того, простая арифметика показывала, что это еще не конец. За конечное время масса человечества сравнялась бы с общей массой Галактики и в некотором будущем превысила бы общую массу всех существующих галактик.
Такое положение дел никого не устраивало, и был разработан проект.
Несмотря на трудности, были выделены необходимые ресурсы для создания небольшого, но жизненно важного устройства — машины времени. С одним добровольцем на борту (выбранным из 900 триллионов желающих) ее отправили назад, в первый год нашей эры. Ее груз состоял лишь из охотничьего ружья с одним патроном, и этим патроном доброволец убил Снодграсса, когда тот поднимался на Палатинский холм.
К величайшей (или просто потенциальной) радости нескольких квинтиллионов никогда не рожденных людей, опустилась благословенная Тьма.
Человек-схема
Я знаю, во мне нет ничего смешного, но мне не нравится, что об этом знают и другие. Я веду себя также, как и все прочие, не обладающие большим чувством юмора: я шучу. Если бы мы сидели рядом на ученом совете факультета и я захотел бы представиться, я бы, вероятно, сказал: «Бедеркинд меня зовут, меня поиграть компьютеры ждут».
Никто особенно не смеется. Как и все мои шутки, эта тоже нуждается в объяснении. Шутка заключается в том, что именно благодаря теории игр я впервые заинтересовался компьютерами и построением математических моделей. Математические модели — единственные дети, которых я произвел на свет. Во всяком случае, эта фраза вызывает улыбку, и я понял почему: даже если вы не особенно удачливы в словесной игре, вы всегда можете сказать, что это имеет какое-то отношение к сексу, а мы все рефлекторно улыбаемся, когда кто-то упоминает о сексе.
Мне следовало бы рассказать, что такое математическая модель, верно? Ладно. Это просто. Это изображение чего-то, выраженное в цифрах. Оно используется потому, что машинам гораздо легче оперировать цифрами, чем реальными предметами.
Допустим, я хочу узнать, как будет вести себя планета Марс в течение ближайших нескольких лет. Я беру все, что мне известно о Марсе, и перевожу в числа: одно число — для его скорости на орбите, другое — для массы, третье — для диаметра в милях, четвертое определяет, с какой силой притягивает его Солнце, и так далее. Сообщив компьютеру все, что он должен знать о Марсе, я рассказываю ему с помощью таких же чисел о Земле, Венере, Юпитере, о самом Солнце, обо всех прочих глыбах материи по соседству, которые, на мой взгляд, оказывают влияние на Марс. Затем я обучаю компьютер некоторым простым правилам, в соответствии с которыми набор чисел, описывающий, скажем, Юпитер, воздействует на числа, описывающие Марс: закон обратных квадратов, некоторые законы небесной механики, ряд релятивистских поправок — компьютер должен знать очень много разных вещей. Но не больше, чем я ему рассказал.
Когда я сделаю все это — не по-английски, конечно, а на одном из языков, понятных компьютеру, — внутри него будет храниться математическая модель Марса. Потом этот математический Марс может вращаться в математическом космосе столько, сколько мне хочется. Я говорю компьютеру: «18 июня 1997 года, 24.00 по Гринвичу», и он… наверное, можно сказать — он «представляет», где будет находиться Марс по отношению к моему телескопу «Квестар», стоящему на заднем дворе, в полночь по Гринвичу 18 июня 1997 года, и сообщает мне, в какую