Мотор завёлся, и мы помчались туда, где в домах мирно светились окна, а автоматные очереди и взрывы если где и слышались, то только из телевизоров.
* * *В том, что рядом с тем домом оказался именно Поульсен и его люди, мне повезло. Но это не было совсем удивительной случайностью.
Эрик Поульсен, третий заместитель начальника уголовной полиции в городе Копенгаген, похожий на актёра Дольфа Лундгрена светловолосый гигант, был давним знакомцем майора Смирнова. Эрик симпатизировал Советскому Союзу и делу социализма. Таких людей в то время хватало по всему миру. Что касается самого Поульсена, то на его отношение во многом повлиял отец. Во Вторую мировую тот каким-то образом оказался в рядах вермахта, а затем и в советском плену. Впечатлённый широтой и величием страны, где худые и голодные, но несломленные русские делили последний кусок хлеба с непонятным пленным датчанином, Поульсен-старший полюбил Россию на всю жизнь. Это своё чувство он привил и сыну.
Познакомились они с майором, когда тот скрутил и притащил в полицейский участок бегавшего по улице с топором наркомана. Потом майор нередко подкидывал Поульсену информацию по уголовной теме. Так что для Эрика его контакты с Николаем были, может, ещё полезнее, чем для самого майора.
После нашей встречи Поульсен по-быстрому составил доклад и отправился к своему начальству. Он был толковый парень и сразу оформил соответствующие бумажные материалы. Догадался он и датировать их задним числом.
Руководство к предоставленным Поульсеном данным о предстоящей схватке кокаиновой мафии и банды отморозков из Африки отнеслось скептически. Откуда, мол, в нашей спокойной Дании всё вот это? Не может такого быть. Что-то, мол, твои информаторы путают и сгущают краски. Поульсену удалось настоять на своём, и заняться этим делом ему всё-таки позволили.
Когда в порту загрохотало и завзрывалось, туда устремилась вся полицейская рать. Люди в форме и с жетонами наблюдали, как уходит ко дну колумбийское судно, и вылавливали из воды выживших, очень немногочисленных. Поульсен же рассудил, что интересное может отыскаться не там, где громко и зрелищно, а в местах более тихих. Так он встретил меня и Ирину. А ещё в тех же бетонных дебрях они с товарищами наткнулись на бредущего куда-то человека с разбитой головой и с давнишним шрамом на лице. Тот стал отстреливаться, но его удалось задержать и взять живым. Это был, понятно, Карлос Монтеро.
После случившегося в порту от желающих примазаться к расследованию этого громкого случая не было отбоя. Но начальник Поульсена, пожилой и не чуждый справедливости служака, забирать дело у Эрика не стал.
А дело вырисовывалось перспективное. На одном только расследовании коррупции в таможенной сфере и среди портовых законников карьеру можно было сделать стремительную. Карлос Монтеро, правда, совсем скоро неожиданно скончался в камере от сердечного приступа или, может, ещё от чего-то внезапного. Но что-то рассказать мафиозный главарь всё же успел.
Во всём этом существовал ещё вот какой момент. Благородный социалист Поульсен долго не соглашался допустить столкновения в порту, хотел арестовать всех раньше. Убедить его, что драка обязательно должна состояться, стоило для меня больших трудов. Непосредственный начальник решения Поульсена впоследствии не одобрил. А вот верховный шеф датской полиции был другого мнения. Он всецело поддержал ход, когда чёрные и латиносы в состоявшейся в укромном месте бойне помножат друг друга на ноль. А не вернутся через два года отсидки на те же копенгагенские улицы продолжать свои сомнительные занятия. И в этом я его отчасти понимал.
Вообще этот верховный шеф был примечательная личность и в узком кругу иногда позволял себе поразительные высказывания. Об этом у майора в сейфе имелась специальная папка. Было похоже на то, что если копнуть поглубже, где-нибудь под подушкой у этого солдафона мог обнаружиться наградной «Вальтер» с рисунком раскинувшей крылья птицы, что держит в когтях маленькую, но отчётливую свастику. Так что возможность качнуть под ним при необходимости кресло вполне существовала. А возникнуть эта возможность могла, например, тогда, когда до этого кресла дорастёт тот же Поульсен.
Пока же кресло это стояло крепко, принятые решения полицейский шеф оценил высоко и Поульсена приметил. Вот такое в школе КГБ и называли «работать на долгую перспективу».
Неплохо на событиях в порту отработал и журналистский человек Мартин. Они с напарником получили отличные наблюдательные позиции в кабинах портовых кранов. Снимки, хоть тогда уже и вечерело, получились на славу. Это была настоящая хроника гангстерской битвы в порту Копенгагена, в деталях и подробностях. На этих кадрах удачно засветились также и приехавшие на корабль деловитые английские люди.
А вот приплывшая к судну лодка со смертоносными мешками в объектив не попала, как будто ничего такого и не было. И скачущий по кораблю советский дипломат Николай Смирнов не попал в кадр тоже. А если и попали дипломат и лодка, фото с ними всё равно никто никогда не увидел.
Это была сенсация года. Тираж Мартиновой газеты скакнул в пять раз.
После выхода материала случился дипломатический скандал. Британский МИД пригрозил изданию судом. Тогда в следующем номере вышла статья с новыми подробностями тёплых отношений колумбийских наркодельцов и английских как бы дипломатов. Там имелись фото дипломатических паспортов погибших на корабле тёмных личностей с Туманного Альбиона.
Британцы поняли, что снова сели в лужу, и больше не отсвечивали.
Также, под видом сомнительных измышлений, в статье была тиснута версия о причастности к случившемуся в порту неких русских и их непременного Кей-Джи-Би. На это мало кто обратил внимание. Но, как говорится: кому надо, тот поймёт.
* * *Всё это было хорошо и правильно. Обе угрозы, колумбийская и африканская, перестали существовать и меня беспокоить. Японский военно-морской атташе был преисполнен благодарности и готов к ответным услугам. Шифровальные книги бразильского и малазийского посольств на время оказались у меня. Я передал их Васе, тот скопировал всё нужное, но нигде оформлять не стал: пока во главе резидентуры сидит предатель, это было ни к чему.
Но главная моя задача — выманить и разоблачить