— Правда, правда, — отозвался ещё один голос. Иренка, усталая, но довольная, вошла в гостиную. — Спит. Намучалась, но это ничего, силы вернутся.
Макс подошёл к тестю и передал ему внучек. Потом вернулся к виле и от души обнял её:
— Спасибо тебе огромное!
* * *Вторник 28 июня 1588 года догорал в закате изумительной красоты. Очистившееся от туч небо было пронзительно-голубым и бездонным, мороз поутих, и уже два дня на Прагу не срывалось ни единой снежинки.
На Староместской площади помощники палача разбирали помост: здесь в понедельник утром казнили старшин цеха мясников. Официальный приговор признавал их виновными в убийствах, лжесвидетельствовании и заговоре против императора, но подчёркивал, что старшины действовали как частные лица, а не как представители своего цеха. Об исчезнувшем канонике, как и о чёрной магии, не было упомянуто ни полусловом, ни даже намёком. Осуждённым, чтобы не сболтнули лишнего, ещё в тюрьме отрезали языки.
Максим был дома. Он теперь проводил почти всё свободное время на Кампе, и в этот вечер тоже не намеревался уходить от жены и дочек раньше, чем потребуется его присутствие на вечернем построении. Эвка понемногу набиралась сил, она уже сама спускалась по лестнице вниз, и теперь вся семья проводила время в гостиной. Утром Кабурек, которому надоела постоянная суета вокруг двух имевшихся кресел («Садись ты! — Нет, ты садись! — Нет, ты!»), привёз на телеге ещё два кресла, тайком заказанные им с месяц тому назад у того же столяра. После обеда водяной ушёл на мельницу, а Резанов с женой, уложив двойняшек спать, остались коротать время у огня.
В дверь постучали. Макс не успел ещё подняться на стук, когда появившаяся с кухни Иренка открыла гостям, и в дом вошли Иржи с Хеленой. Резанов с удивлением наблюдал, как капрал помогает ведьме снять короткий тулупчик, по последней моде обшитый сверху синим сукном. Хеленка пристукнула каблуками, сбивая с сапожек налипший снег и, раскрасневшаяся, прошла в комнату. Расцеловав Эвку, девушка обняла Максима и уселась в одно из свободных кресел. Во второе тут же плюхнулся Шустал.
— Какими судьбами? — поинтересовался капрал-адъютант.
— Ты как будто не рад! — попеняла ему ведьма.
— Рад, конечно. Необычно просто видеть тебя среди белого дня, а уж вас вдвоём разом — тем более.
— Чистая случайность, — небрежно махнула рукой Хеленка. — Я тут заглянула на Подскали, а на обратном пути встретила пана Шустала. Оказалось, что он идёт к вам, вот и отправились вместе. Вам поклон от пани Бертольдовой, — продолжала девушка. — Велела передать, что Элишка поправляется.
— Слава Богу! — улыбнулась Эвка. Макс, прикусив губу, промолчал. Слова Хелены живо напомнили ему ночь рождения дочек и собственные сомнения.
Иренка вернулась из кухни с подносом, на котором исходили паром кружки с травяным отваром.
— Вам, пани Ирена, отдельный привет! — Хеленка осторожно взяла у вилы свою кружку.
— От кого? — непонимающе посмотрела та.
— От пана Ярослава.
Иренка зарумянилась.
— А что за… — начал было Резанов, но жена ткнула его локтем в бок и капрал-адъютант замолчал.
— Пани, — просительно позвал Иржи. Ведьма улыбнулась и кивнула:
— Да. Представляешь, Макс, какие чудеса! На Вышеграде минувшей ночью камни начали ходить.
— В каком это смысле? — приподнял брови парень.
— Ну, так говорят. Знаешь легенду об окаменевших пастушках?
— Знаю, — Макс вдруг очень заинтересовался содержимым своей кружки.
— Там чуть пониже угловой башни стояли два небольших валуна, в самом деле похожи на человеческие фигуры.
— Ага.
— А теперь их три.
— Не понял? — Максим растерянно посмотрел сперва на Хелену, потом на Шустала.
— Сам видел, — хриплым голосом подтвердил тот. — Утром в кордегардию явился курьер — комендант Вышеграда желал выяснить, что это мы такое в новолуние сотворили, что камни начали ходить. Пан командор сказал, раз наша с тобой затея, то и разбираться нам. Вот я и отправился посмотреть, что случилось. Их три, Макс.
В комнате повисла тишина. Затем Резанов пробормотал задумчиво, словно был не до конца уверен в собственных словах:
— Наверное, это тоже своего рода прощение.
Эвка в недоумении смотрела то на одного, то на другого:
— Что такое было на Вышеграде? — наконец спросила она.
— Я тебе как-нибудь потом расскажу, — пообещал Максим.
— Давай сейчас?
Глухой трескучий раскат прокатился где-то совсем близко, заставив собравшихся вздрогнуть. Мужчины вскочили на ноги.
— Похоже, пушка? — предположил Иржи.
— Мне тоже так показалось. Только с чего вдруг?
В ответ снова раздался треск, одновременно похожий на пушечный выстрел и глухой рокот грома. На этот раз звук не растаял вдали а, угасая, вдруг сменился второй волной, которая перекрыла замирающую предшественницу, и вслед за тем сама распалась на множество мелких потрескиваний. Послышались хлопки, словно вразнобой палили из мушкетов.
— Река! — сообразила Эвка.
Торопливо накинув тёплую одежду, они выскочили на улицу. Оскальзываясь на мостовой, пробежали до прохода между домами, свернули в него — и оказались на берегу реки. Здесь уже было полно пражан, многие выскочили из домов в чём были, но, кажется, вовсе не замечали холода. Толпа благоговейно безмолвствовала, зато раскинувшаяся впереди ледяная гладь реки покряхтывала и постанывала на разные голоса.
Едва Макс, Эвка, Иржи, Хеленка и Иренка присоединились к зрителям, как новый раскат с грохотом канонады прокатился от берега до берега, и застывшая масса вдруг потихоньку двинулась, поползла на север. На ледоломах Карлова моста мелькнул сперва один белый язык, потом второй. Поначалу льдины приподнимались на брёвнах совсем немного, и река, казалось, смещается вся целиком, но прошла минута, другая — и в снежно-ледовом поле наметилась тёмная паутина трещин. Общее белое поле распалось. Лёд двигался всё быстрее, куски его теснили друг друга, взбирались на ледоломы и падали с них,