— Вот за что я тебя, Толя, люблю и уважаю, так это за умение вовремя прочесть мысли подчинённых, — сказал Максим.
— На том и стоим, — сказал Михеев. — Кстати, где они служат?
— Сто сорок четвёртая стрелковая дивизия.
— Сто сорок четвёртая, сто сорок четвёртая… — Михеев поднял глаза к потоку, вспоминая. — Она же Звенигород обороняет сейчас? В составе пятой армии?
Максим подтвердил.
— Так это уже линия фронта, считай, тебе пропуск специальный понадобится.
— Ну да.
Михеев вздохнул.
— Ладно, сделаем, сегодня же. Только это… на рожон там не лезь особо, ладно? А то знаю я тебя.
— Это уж как получится.
— Отставить «как получится». Не лезь. Это приказ.
— Есть не лезть на рожон, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга!
— Вот так, молодец. И вот что ещё. Чтобы «эмка» моя и шофёр в целости и сохранности в Москву вернулись. Понял меня?
— Так точно, понял.
— Вот теперь наливай. За тех, кого уже нет с нами…
Штаб сто сорокчетвёртой стрелковой дивизии, держащей оборону на дороге Руза-Звенигород, располагался в Звенигороде, на территории Дома отдыха «Связист». Расстояние почти в шестьдесят километров «эмка» Михеева преодолела меньше чем за час.
За рулём машины сидел личный шофёр и ординарец Михеева сержант госбезопасности Иван Кошуба, знакомый Максиму ещё по Ростову.
Кошуба гнал машину профессионально и даже нагло, выскакивал на встречку, обгоняя маршевые роты, танки, грузовики и артиллерийские упряжки, направляющиеся к фронту.
Движение от фронта к Москве было не таким интенсивным, но всё-таки было.
Где-то на тридцатом километре Рублёво-Успенского шоссе «эмка» Михеева едва не столкнулась с запылённым помятым армейским пикапом ГАЗ-61–415, который не захотел уступить дорогу.
Машины замерли на расстоянии буквально метра друг от друга.
Максим вышел из машины.
Из пикапа выпрыгнул какой-то капитан и сразу заорал, показывая руками, чтобы Максим уступил дорогу.
Рёв танковых двигателей (мимо проходила колонна «тридцатьчетвёрок») мешал разобрать слова, но Максим понял, что они, в основном, матерные.
Он шагнул к капитану, достал удостоверение, ткнул ему под нос.
— Лейтенант государственной безопасности Николай Свят, — сказал громко и внятно. — По приказу комиссара государственной безопасности третьего ранга товарища Михеева. Пропустите мою машину, товарищ капитан. Немедленно.
Капитан бросил взгляд на удостоверение, на петлицы Максима, пробормотал сквозь зубы что-то нецензурное и сел в кабину.
Пикап сдал назад и съехал с дороги на обочину.
Капитан махнул рукой — проезжай, мол.
— Поехали, — сказал Максим Ивану, садясь рядом и захлопывая дверцу.
«Эмка» тронулась с места и погнала дальше.
Глава четырнадцатая
Командира сто сорок четвёртой стрелковой дивизии генерал-майора Пронина Михаила Андреевича Максим застал в здании штаба, в собственном кабинете.
Генерал-майор распекал кого-то по телефону.
Максим дождался, когда он положит трубку и уверенно постучал.
— Войдите!
Максим вошёл, поздоровался, представился.
Лет пятидесяти, лысый, с глубокими морщинами, пролегшими от крыльев носа к краю губ и уставшими глазами, генерал-майор смотрел на Максима без малейшей симпатии.
— Слушаю вас, товарищ лейтенант государственной безопасности, — сухо сказал он. — Только побыстрее, пожалуйста, времени совсем нет.
Максим кратко изложил своё дело.
Пронин помолчал, обдумывая его слова. Сесть Максиму он так и не предложил.
— Слушай, лейтенант, — сказал, наконец.- Ничего, что я на «ты»?
— Вы мне в отца годитесь, товарищ генерал-майор, — сказал Максим. — Конечно.
— Ты на фронте был?
— Разрешите снять шинель, товарищ генерал-майор? — попросил Максим. — Жарко у вас, хорошо топят.
— Хм. Ну, сними.
Максим снял шинель, перебросив её через руку.
Пронин уставился на Золотую звезду Героя, ордена и медаль «За отвагу».
— Так, — произнёс. — Вижу, что был. Извини. Тогда должен понимать, какая у нас обстановка. Я с дивизией едва из-под Вязьмы вырвался и сразу сюда бросили, пополнив на ходу теми, кто под рукой оказался. Немец прёт, как наскипидаренный, не считая потерь. У меня каждый боец на счету, лейтенант! В каком полку, говоришь, эти твои бойцы служат?
— По моим данным, в сто пятьдесят седьмой отдельной разведывательной роте.
— Ещё и разведчики!
Максим молча глядел на Пронина. Он понимал комдива, но ему Герсамия и Николаев тоже были нужны. Очень нужны.
Пронин оценил его молчание правильно.
— Приказ о переводе имеется?
— Готов, но пока не подписан. Решил сначала с вами поговорить, нехорошо через голову.
— Одобряю, — голос Пронина помягчел. — Знаешь что, лейтенант, давай так. Я сейчас позвоню командиру роты, связь пока есть, слава богу, у нас небольшое затишье, и предупрежу о твоём визите. Сам с ним поговоришь. С ним и с бойцами этими… как их?
— Герсамия и Николаев. Пулемётчик и снайпер.
— Вот. Если они согласятся, отпущу. Сергееву, это командир роты, скажешь, что убытие этих двоих я ему возмещу, если что.
Максим задумался. В чём-то генерал-майор был прав. Хитёр, но прав. Показал, что он готов подчиниться приказу, но не чужд и некоторой демократичности. Мол, добровольноесогласие в армии никто не отменял. А доброволец часто и воюет лучше, поскольку более мотивирован.
— Хорошо, — сказал, наконец. — Согласен. Где это?
Было восемь тридцать утра.
Шофёра с «эмкой» он оставил в Звенигороде. До расположения роты добрался на машине снабжения и дальше пешком, уже по ходам сообщения.
На передовой царило относительное