— Теперь давай, — разрешил Максим. — Только на бок падай, если что, на спине рация у тебя.
— Поляка всякий обидеть норовит, — сказал Янек, доставая нож.
— Тебя, пожалуй, обидишь, — сказал Максим.
Парашют неожиданно отцепился от веток, и Кос скользнул вниз, в снег.
Даже не упал, удержался на ногах.
Максим помог ему освободиться от парашюта.
— А где остальные? — спросил Янек.
— Сейчас найдём.
На поиск остальных, а также упавших мешков с оружием, продовольствием и снаряжением ушло около получаса. Все оказались целы, и даже ни один мешок не потерялся.
— Хорошее предзнаменование, — сказал Максим. — Всякое доброе дело должно начинаться с хорошего предзнаменования. Значит, всё у нас получится.
— Вот уж не думал, товарищ командир, что вы верите в предзнаменования, — сказал Кос. — Не похожи вы на суеверного человека.
— Верю я в нашу победу, — ответил Максим. — А хорошие предзнаменования помогают её приблизить. Так что никаких суеверий, чистый расчет.
Ещё через пятнадцать минут, предельно нагрузившись и встав на лыжи, отряд, стараясь идти по одной лыжне, направился в сторону заимки.
На то, чтобы её отыскать времени ушло больше, поскольку ориентироваться в ночном зимнем и незнакомом лесу было не так-то просто.
Однако сориентировались. Помогли карта, компас и лесное чутьё Савватия Озерова.
Заимка — небольшая, вросшая в землю бревенчатая избушка с одним окном, глядящим на юго-восток, стояла в самой гуще леса, среди деревьев, так, что сразу и не заметишь.
Внутри оказался дощатый пол, двухэтажные нары у стен на четверых, печка-буржуйка, стол, четыре табуретки.
На полке нашёлся запас бересты, спички, соль в деревянной солонке и даже, завёрнутый в чистую тряпицу, хороший шмат сала.
— Правильные люди здесь были, — с одобрением заметил обычно молчаливый Озеров.
— Я на полу лягу, — предложил Николаев.
— Лично я не возражаю, — сказал Янек, сбрасывая на нары рацию с плеч. — Как хорошо, когда есть добровольцы.
Запас дров был снаружи, под навесом.
Затопили печку.
Янек вынес рацию, бойцы утоптали снег возле ясеня неподалёку, притащили несколько чурбаков.
Кос установил рацию на большой чурбак, умело забросил на ветку антенну, включил питание, настроился.
— Есть связь, командир, — сообщил.
— Передавай, — сказал Максим. — Музыканты — Консерватории. Здоровье в порядке. Настроение бодрое. Инструменты доставлены. Завтра приступаем к разучиванию нот и организации концерта. Гитарист.
Ян Кос застучал ключом.
Через короткое время пришёл не менее короткий ответ: «Консерватория — Музыкантам. Удачи. Надеемся на бурные и продолжительные аплодисменты. Ректор».
Утром, только рассвело, позавтракали и принялись за устройство запасной базы. Примерное расположение определили ещё в Москве, теперь нужно было решить окончательно.
Для начала Максим послал разведку — Николаева и Озерова. Опытные люди тундры и леса ушли на лыжах на восток, прихватив палатку и печку. Через два часа по своей лыжне вернулся Николаев и сообщил, что место найдено. Примерно в десяти километрах от заимки к востоку с небольшим отклонением на юг.
— Там удобно, — сообщил якут-снайпер. — Речная стрелка, значит, вода под рукой. Реки небольшие, лёд уже встал, но прорубь сделать легко. Сама стрелка густо заросла лесом, в центре полянка. Как раз для палатки. Рядом сосна высокая, крепкая, наблюдательный пункт можно оборудовать, далеко видно будет. Савватий остался палатку ставить и дрова заготавливать.
— Отлично, — сказал Максим. — Николаев, Герсамия, грузимся и на лыжи! Кос, ты здесь. Стереги рацию и заимку. Если, не приведи господь, немцы — хватай рацию, оружие и уходи по нашим следам. Мы их там все вместе встретим. Но это вряд ли, не сунутся сюда немцы. Пока во всяком случае.
— А если наши, русские? — спросил поляк.
— Сам смотри. Если решишь, что свой — пусть идёт. Если нет — убей и тело спрячь.
— Есть, командир, — сказал радист.
— А если он ошибётся? — негромко спросил Герсамия.
— Не ошибусь, — ответил Кос. — Я в Испании воевал, в тринадцатой польской интербригаде имени Ярослава Домбровского. Был под Гвадалахарой, форсировал Эбро. На предателей насмотрелся, сразу вижу.
— Как скажешь, кацо [1], — сказал Герсамия
Уже начало понемногу смеркаться, когда закончили с оборудованием запасной базы. Пора было отправляться в город на разведку.
Максим переоделся в форму немецкого пехотного обер-лейтенанта, встал на лыжи. До опушки его сопровождал неутомимый Николаев. На всякий случай.
Никаких непредвиденных случаев, слава богу, не произошло. Погода оставалась довольно мягкой, мороз держался в пределах минус пяти-минус шести градусов. С неба сеялся мелкий и редкий снежок.
Максим вошёл в город с востока, перейдя Бознянское озеро по уже крепкому льду (Николаев остался на другом берегу).
Перебрался через железнодорожные пути и углубился в переулки.
Шёл твёрдым шагом уверенного в себе человека, немецкого офицера, победителя.
Он знал, что комендантский час начинается с наступлением темноты, и немцы расстреляют всякого местного, кто без соответствующего разрешения окажется на улице (такие разрешения выдавались только тем, кто работал на немцев и должен был задерживаться на работе до определённого часа).
Однако его это не касалось.
Вряд ли немецкий патруль, буде таковой случится, остановит для проверки документов щеголеватого пехотного обер-лейтенанта, шагающего куда-то по своим делам. А если и задержит, то документы у него в полном порядке. И языком он владеет не хуже любого немца.
[1] Друг (груз.)
Глава семнадцатая
На патруль он всё-таки наткнулся.
Двое солдат в сопровождении фельдфебеля вывернули из-за угла, подсвечивая себе дорогу фонариком.
Максим остановился.
Луч фонарика скользнул по нему, ушёл в сторону.
Патруль остановился, солдаты вытянулись, вскинули ладони к козырькам, отдавая честь.
Максим небрежно откозырял в ответ:
— Вольно,