А теперь вот вообще непонятно, чего делать? Опекунство оформлять или усыновлять надо? Я вот в этом просто дуб дубом.
Делаю себе зарубку, связаться с юристами компании, чтобы они пробили этот вопрос.
– Мы с этим потом разберемся, кто кому и чего должен платить, а сейчас…
– Па-а-а-ап, - слышу протяжное от Темы.
– Да, малыш, - машинально целую его в щеку и замираю. Странное ощущение, вроде приятное и в то же время необычное. Тема вот вообще не мой сын, так может, и не стоит привязываться. Я же через несколько дней уеду со Степкой и забуду о Теме. Надо наверно, и правда уменьшить свой пыл. Я снимаю пацаненка с рук и ставлю на землю.
Но Тема держит меня за шею и не отпускает.
– Я есть хочу.
– Да я понял, понял, - осматриваюсь по сторонам в поисках какой-нибудь шаурмичной или куриц гриль. Чего-нибудь, чем можно накормить ребенка. И нахожу.
“Шашлык, лепешки тандыр, пончики”.
– По-моему, это то, что надо, - улыбаюсь мальчишкам и уверенно иду в сторону старого ржавого ларька, - сейчас пообедаем.
4.
– Ну ты будешь брать или нет? - слышу недовольный голос продавца с выраженным кавказским акцентом. - Стоишь, выбираешь, выбираешь. Ломаешься, словно девочка-целочка.
– Рот закрой! - рявкнул я. - Не видишь дети рядом со мной.
– Машкины, что ли? - хмыкает толстый круглый как беляш продавец и ухмыляется. - Они и не такое слышали. Да, Стёп?
Смотрит на моего сына своими маленькими глазками и протягивает ему свою жирную лапу. Тот уверенно тянет в ответ. И вообще, выпрямляет спину, и глаза вдруг начинают блестеть. Похоже, хорошие знакомые.
Я встаю между ними и вдруг понимаю, что ничего не хочу брать из того, что здесь продается.
– Мы что не будем есть? - Спрашивает Степан и смотрит на меня, потом на кавказской крови продавца.
– Нет. Здесь мы точно есть не будем. Надо поискать что-то поприличнее.
– Поприличнее? - рявкает продавец, - да что ты понимаешь, э? У меня вся деревня кормится и еще ни разу не было, чтобы кто-то чего-то.
– Деда ласказывал, что он купил у вас цебулек, а потом всю ночь с голшка не вставал, - встрял вдруг Тёма, и я улыбнулся.
– Устами младенца глаголит истина, - пожимаю плечами и отворачиваюсь.
– Ну и проваливайте, - недовольно бурчит и машет рукой.
Взгляды и перешептывания прохожих делают свое дело, и я понимаю, что не туда забрел с мелкими. Мой желудок, конечно, не китайский, но переварит все, что только можно. А вот экспериментировать на мелких мне бы не хотелось.
Поэтому я отхожу от поношенного жизнью ларька и тяну за собой сына.
– Идем Степан, чем быстрее мы попадем к участковому, тем раньше окажемся дома. Там бабкина еда, и там точно мы ничем опасным не траванемся.
– Колька постоянно нас водил к дяде Араму и угощал чебуреками. Он денег на нас не жалел, в отличие… от… - сын замолчал, и я понял, что он только что кинул огромный булыжник в мой огород.
– Мне не жалко для вас еды, ребят. Вы чего? Но покупать то, что продает эта жирная кавказская морда, я не хочу. Давайте я вам лучше по шоколадке куплю.
– Давай, - пожимает плечами Стёпа и я, видя рядом с нами магазин, быстро направляюсь к дверям. И как это обычно бывает в таких местах, здесь стоят местные барышни и обсуждают все, что попадается им на глаза.
А тут я. Шикарный, красивый… этакий столичный денди, который вдруг решил посетить это забытое место и явно не в своем уме.
– Посмотрите, девоньки, какого красивого мужчину к нам занесло, - одна женщина примерно моего возраста, судя по внешности, толкнула вторую такую же локтем в бок и сплюнула семечки.
Сразу фу. Вот терпеть не могу эту дурную привычку, от которой потом зубы, пальцы и язык одного цвета — чёрного. А еще этот запах и грязь кругом. Точно нет. Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть на эти лица, которые без стеснения смотрят на меня и обсуждают. Обсасывают мой внешний вид.
– Молодой человек, вам жена красивая и хозяйственная нужна? - слышу голос второй и шумно вздыхаю. Чувствую себя как на смотринах. Отвратительное чувство.
– Может, и нужна, да что-то я таких здесь не наблюдаю, - отрезаю в ответ и понимаю, что нарвался. Надо было сдержаться, Андрюх. Надо было закрыть рот и просто пройти мимо. Вот теперь и расхлебывай.
– Не наблюдает он! - Рявкнули двое. - А ты глазки-то свои столичные открой да приглядись.
– Баб Кать, это папка мой, - вдруг начал Тема, - он за мной и Степкой плиехал. Не лугайтесь, позалуста.
– Маленький мой, зайчик, - мягким голосом отвечает тетя Катя и подходит ближе. На меня не смотрит. Только на Артема, - а мама где твоя?
– Ма-ма, - заикаясь пищит пацаненок, и я слышу, как он начинает всхлипывать, а потом еще сильнее. Пока не начинает реветь так, что закладывает уши. Его мокрое лицо трется о мое и я в мгновение ока, оказываясь весь мокрый и соленый. Жалко так, что сердце схватывает. У меня за несколько лет ментовской службы шкура стала как у дикобраза. Видел такое, что лучше не вспоминать. Но как только вижу детские слезы, становится физически больно.
– Не плачь, малыш, - успокаиваю я и начинаю искать у себя хоть какой-нибудь платок. Или завалящуюся салфетку, но, как назло, ничего нет.
– Вот возьмите, - слышу со стороны мягкий и невероятно приятный женский голос. Про такой говорят, словно реченька журчит. Оборачиваюсь и вижу ее. Приятную, очень симпатичную и совершенно не вписывающуюся в этот мрачный и убогий пейзаж, девушку. Невысокого роста, с миловидными чертами лица и длинными распущенными волосами. В ее аккуратных ручках большой, мужской платок в коричневую клетку, совершенно не смотрится. Но мне все равно. Сейчас. Главное — успокоить малого. Который, как назло, не хочет успокаиваться.
– Тема, ну ты че? Ты же мужик, - приговариваю я, - а мужики не плачут.
Отец все же из меня херовый. Темка не успокаивается, а начинает все больше сотрясаться. Он красный, слезы текут ручьем, он икает и цепляется ручками за мой пиджак.
– Ма-ма! Ма-ма!
– Тише, тише, ну не реви, - приговариваю я и смотрю то Степку, который улыбается во весь рот, то на подошедшую красавицу. Мне нужна помощь. Мне явно нужна чертова помощь с этим мелюзгой.
– Дайте мне, - говорит вдруг девушка и протягивает ко мне руки, - ну… давайте же.
Я не сопротивляюсь, а наоборот, благодарю Бога за то, что он послал к этому магазину эту спасительницу. Отдаю Темку из рук в руки, а он прижавшись к девушке и обняв её за шею, тут же успокаивается.
– Ма-ма, - шепчет он и практически мгновенно засыпает. А я выдыхаю и улыбаюсь этой красотке своей самой лучшей улыбкой, какая только есть в моем арсенале. И тоже хочу, чтобы она меня обняла и я… уснул… рядом с ней? Что?
Ну да, почему нет, Проскуров? Ты же мужик. А она женщина. Красивая.
– Андрей, - протягиваю руку девушке, чтобы познакомиться и отблагодарить.
Но она лишь отворачивается от меня и смотрит на Степана, а потом быстрым и профессиональным взглядом оглядывает Тему.
– Что же вы, папаша, как детей запустили? - Хмуро произносит и контрольным выстрелом в голову валит меня на лопатки. - Похоже, без соцслужбы тут не обойтись.
5.
– В смысле? - рявкаю я и в одно мгновение перестаю хотеть эту девушку. Вот как рукой сняло и отвело. - Что еще за соцслужбы?
– Органы опеки, - бросает мне через плечо и куда-то направляется с моим сыном. Что-то я заговариваться стал. Видимо, хорошо меня Тёмыч приручил к себе своими ладошками и вечно клюющей мою бороду мордашкой. Я оборачиваюсь и беру Степана за руку, коробка с кошельками, будь она неладна, все еще подмышкой. И выбросить бы, а жалко! Может, хозяева ищут пропажу, а я тут разбрасываться вздумал. Поэтому прижимаю покрепче коробку и посильнее сжимаю пальцы вокруг ладошки Степы.
– Куда мы идем? - Нервно спрашивает сын, и я тяжко вздыхаю. - Ах, если бы я знал. Девушка, девушка-а-а-а-а-а! - Кричу я ей вслед. Она оборачивается один раз, и на ее лице я не замечаю ничего хорошего. А ведь такая красивая да ладная была. На тебе. И куда все подевалось?