ЭДВИНА
На дорогу до границы между Ветряным и Солнечным дворами уходит всего несколько часов. Я не отрываю взгляда от окна, наблюдая, как дождливые степи сменяются холмами. Солнечный свет заливает пейзаж мягким золотом — тем особенным светом, что бывает на закате, хотя до него еще далеко. Перемена настолько разительная, что захватывает дух. В моей брошюре упоминалось, что каждый двор отличается климатом и ландшафтом, но я не ожидала, что различия будут настолько ощутимыми.
Постепенно на зеленых склонах начинают появляться светлые дома со штукатуркой и крышами из терракотовой черепицы. Чем дальше едем, тем больше их становится, пока на горизонте не вырастает город. Я замечаю ряды таунхаусов, лавки, каналы и великолепные соборы, и сердце замирает от предвкушения, когда поезд замедляется перед станцией.
Джолин цепляется за мой локоть:
— Я никогда не бывала в Солнечном дворе.
Меня удивляет, что кто-то, кто всю жизнь прожил в Фейрвивэе, так и не заехал в соседний двор. Это заставляет меня чувствовать себя немного менее одинокой в новом мире.
Мы выходим на платформу, и часть моего воодушевления тут же испаряется. Жара накрывает меня тяжелым одеялом, особенно неприятным в моем жакете с длинными рукавами и плотной юбке. Уже в пути в купе становилось теплее, но я не думала, что на улице будет настолько жарко.
Джолин выпускает мою руку и сразу же начинает обмахиваться ладонью:
— Ох. Это уже перебор.
— И не говори, — доносится голос Дафны позади. Она быстро перебегает ко мне и прячется в тени моей юбки. — По крайней мере, ты можешь снять лишние слои. А я застряла в этом меховом пальто.
Мне приходит в голову:
— У тебя нет Благой формы? Ты не можешь превратиться в человеческий облик?
Она не отвечает сразу. А когда отвечает, голос ее едва слышен:
— Я предпочитаю не превращаться.
— Это идеально.
Я оборачиваюсь на голос Монти. Он выходит на платформу, лицо повернуто к солнцу, глаза закрыты. Его светлые волосы сверкают под солнечным светом Солнечного двора, и, в отличие от нас с Джолин, он одет по погоде: рукава рубашки закатаны, жилет расстегнут. На нем легкие льняные брюки с подворотами, обнажающие лодыжки, и кожаные туфли без носков.
У меня перехватывает дыхание, когда вслед за ним появляется фигура. Уильям одет схожим образом: кремовые брюки с подворотами и голые лодыжки над остроносыми оксфордами. Но в отличие от Монти, он и вовсе без жилета. На нем тонкая голубая льняная рубашка, расстегнутая до середины груди.
Груди, которую я сегодня утром видела без всяких помех.
Жар приливает к лицу, и только часть из него из-за солнца.
Уильям ловит мой взгляд, на губах у него появляется лукавая усмешка:
— Жарко, Вини?
Я отвожу взгляд и обращаюсь к Монти:
— Не думала, что будет так тепло.
— Прошу прощения, — говорит он. — Надо было предупредить. Благо университет совсем рядом.
— Университет?
Он кивает:
— Твоя следующая встреча с читателями пройдет в библиотеке Гиперионского университета. Жить будем в общежитии при нем. Я уже вызвал карету. Багаж отправят отдельно.
Я хмурюсь. Снова меня разлучают с вещами в самый нужный момент. Киваю в сторону поезда:
— А можно я хотя бы возьму блузку…
— Сними жакет, — перебивает Джолин, толкая меня плечом. Она улыбается и расстегивает жемчужные пуговицы у запястий и шеи, потом закатывает рукава и распахивает ворот. Смотреть, как женщина так раздевается, — в Бреттоне это было бы скандалом. Но на платформе многие делают то же самое. И те, кто не раздевается, уже одеты по погоде. Группа девушек рядом одета в белые платья без рукавов, с оголенными плечами и виднеющимися лодыжками.
Хочется рыдать от зависти. Но если я сниму жакет, как советует Джолин, останусь только в сорочке. Без корсета.
Эта мысль заставляет щеки полыхать, пока мимо не проходит высокая фейри с длинными черными волосами и формами, достойными зависти. На ней воздушная юбка из хлопковых рюш и почти прозрачный льняной топ. Корсета под ним нет и в помине.
Если она может щеголять в подобном, то и я смогу. Тем более что моя грудь куда менее заметна в отличие от ее. Пожертвовать чуточкой приличия ради спасения от теплового удара — вполне допустимо, верно?
— Пойдем, — говорит Монти, даже не подозревая о моей внутренней борьбе. Он закуривает сигариллу и зажимает ее в уголке губ. — Наша карета ждет на Лонан-стрит.
Он с Уильямом трогаются первыми, Дафна семенит следом. Я делаю шаг и сразу понимаю: если не найду способа освежиться, просто упаду в обморок.
С тяжелым вздохом Джолин забирает у меня саквояж:
— Снимай уже жакет.
Я дарю ей благодарную улыбку и расстегиваю пуговицы на ходу. Освободившись от плотной верхней ткани, забираю у нее саквояж и засовываю жакет внутрь. Потом вопросительно смотрю на Джолин.
Она оглядывает меня, а затем тянет рукава моей сорочки вниз — так, что плечи оказываются открытыми. Вырез тоже сползает чуть ниже, приоткрывая ложбинку.
— Так гораздо лучше.
— Уверена? — шепчу, борясь с желанием сгорбиться.
— Я же работаю в ателье, помнишь? Доверься мне, Эдвина.
Что-то внутри меня смягчается. Вчера я не знала, что думать о Джолин. Мне нравилось с ней говорить, особенно когда она восторгалась моими книгами. Но когда она оставила меня и пошла вешаться на Уильяма, я почувствовала себя преданной. Сейчас же мне приятно ее общество. У меня никогда не было близкой подруги. Впрочем, никаких подруг, если не считать воображаемых. Так что для меня все это в новинку.
Мы выходим на Лонан-стрит, где выстроился ряд карет.
— Сюда, — говорит Монти, указывая на одну из них. Ни он, ни Уильям не оборачиваются, так что я все еще не знаю, как кто-то из них отреагирует на мой раздетый образ.
Когда мы подходим к нашей карете, кучер забирает наши с Джолин сумки. Монти настаивает, что сам поможет с укладкой — скорее всего, просто чтобы подольше покурить. Так что Уильяму остается только одно — играть роль джентльмена и подавать нам руку при посадке. Дафна тут же запрыгивает внутрь. Уильям стоит у дверцы — сутулый, с протянутой рукой.
Джолин принимает помощь с кокетливым взмахом ресниц:
— Вы так добры, мистер Хейвуд.
Улыбка, которой он отвечает, заставляет мои губы скривиться. Он когда-нибудь перестает флиртовать? Я подхожу к нему следом с высоко поднятой головой. Он делает вдох, и взгляд впервые с начала нашего пути скользит по мне. Поза его тут же меняется. Спина выпрямляется. Его глаза задерживаются на открытой коже у линии выреза, скользят по плечам.
Все внутри меня хочет съежиться. Спрятаться. Но, прежде чем я успеваю отпрянуть, его взгляд снова встречается с моим. Щеки его наливаются розовым.
Я настолько ошеломлена этим румянцем, что только моргаю в ответ.
И тут до меня доходит. Я его смутила.
Желание спрятаться испаряется. Нет. Я не стану уменьшаться рядом с соперником. В знак решимости я выпрямляю спину и расправляю грудь, подчеркивая все, что у меня есть.
Уильям сглатывает. Не отводя взгляда, я мягко кладу ладонь на его руку и неторопливо захожу в карету.
ГЛАВА 10
УИЛЬЯМ
Эдвина не милая. Совсем не милая. Уильям Хейвуд Поэт не может считать привлекательной женщину, которую стошнило на него. Так почему же я все снова и снова бросаю на нее взгляд в карете?
Я специально выбрал место подальше — напротив нее, рядом с Дафной и Джолин Вон. Но это была ошибка. Потому что, если я смотрю куда угодно, кроме окна, я вижу только Эдвину.
Ее бледные плечи.
Впадинку между грудей.
Округлость ее груди.
Веснушки, рассыпанные по ключицам, точно отражение звездного неба на глади озера — в тон тем, что усеяли нос и щеки.
Я снова ловлю себя на том, что уставился, и поспешно отвожу взгляд. Что со мной происходит? Мне не в новинку видеть столько открытой кожи на девушках. Солнечный двор был моим домом четыре года. Я закончил тот самый университет, где у нас назначена автограф-сессия. Привык к тому, что фейри и люди разгуливают по улицам в платьях без рукавов и тончайших тканях. Более того, я видел и куда больше обнаженного тела. Мужского, женского, человеческого, фейри. Секс мог бы быть моей специализацией в университете, ведь я выступал в постели не реже, чем на сцене. Просто по другому сценарию. Один — плоть и трах, другой — проекция и поэзия.