Так почему же эта странная смертная с ужасным нравом и еще худшим характером так меня выбивает из колеи?
Она не выбивает, убеждаю я себя, когда она поправляет очки на переносице. Но стоило мне отвлечься, как меня выкинуло из образа Поэта. Уильям Актер может лгать только тогда, когда полностью вживается в роль Уильяма Поэта. Почему мне вообще так сложно удержаться в образе, остается загадкой. Может, все дело в недосыпе. В отличие от Эдвины, я не валялся в постели еще полчаса после назначенного времени отправления.
Я перевожу взгляд с нее — да, снова поймал себя на том, что пялюсь на нее, — на Монти. Он уже смотрит на меня, глаза сужены, а на губах играет озорная усмешка. Мне не понравились вопросы, которые он задавал в поезде. Что я делал с Эдвиной прошлой ночью? Почему я бросился ее спасать? Почему мы так неловко избегали друг друга по пути к станции?
Он утверждал, что все ради отслеживания нашего прогресса в пари. Назначил себя арбитром нашего соглашения и заявил, что будет сам вести подсчет очков, хотя мне совершенно не ясно, какое отношение его вопросы имели к делу.
Он смотрит на меня еще немного, а потом подсаживается ближе к Эдвине. Его ноги скрещены в ее сторону, носок ботинка почти касается ее клетчатой юбки.
— Все-таки проявила изобретательность с верхней одеждой. Теперь ты как одна из дам Солнечного двора.
— Это была идея Джолин, — говорит Эдвина, отвечая ему без тени того раздражения, которое она обычно оставляет для меня. Я даже не знаю, что чувствовать — зависть или самодовольство.
— Браво, мисс Вон, — говорит он Джолин, изображая беззвучные аплодисменты, и снова поворачивается к Эдвине. — Да, чудесная рубашка. Цвет напоминает мне кое-что... Десерт. Какой именно, мистер Хейвуд, вы не скажете?
— Не представляю, о чем ты, — говорю я с безразличием.
— Потому что ты не смотришь. Только глянь. Сразу поймешь, что я имею в виду.
Я упрямо смотрю куда угодно, только не на Эдвину.
— Не знаю.
— А, вспомнил! — щелкает пальцами Монти. — Безе. Воздушный десерт.
— Я никогда не ела безе, — говорит Эдвина.
— Прекрасное лакомство, — объясняет Монти. — Видишь ли, мой лучший друг — пекарь. У него выходит лучшее безе для украшения пирогов. Я как-то делал его с ним. Берешь яичные белки, сахар и взбиваешь их, пока они не станут крепкими и стоячими пиками. — Он встречается со мной взглядом, когда произносит последние два слова.
Ублюдок. Я понимаю, к чему он клонит. Хочет, чтобы грудь Эдвины осталась у меня в голове.
— Лично я предпочитаю мягкие, небольшие пики, — говорит он, сохраняя серьезный тон. — А ты, Уильям? Тебе больше нравятся маленькие пики или большие? Безе, разумеется.
— Я не люблю сладкое, — отвечаю, не отводя взгляда от окна, пока наша карета пересекает залитый солнцем канал.
— Мистер Филлипс, — говорит Эдвина, — могу я поинтересоваться, что с твоей рукой?
— А, это? — Монти расправляет пальцы на колене. Костяшки пальцев у него фиолетовые, на некоторых ссадины и корки.
— Ничего особенного, мисс Данфорт. Просто слишком сильно погладил кошку в переулке прошлой ночью.
Мягкий взгляд Эдвины говорит мне, что она прекрасно понимает, как он получил эти синяки. А значит, она помнит, что произошло. Я рад, что Монти преподал львиному фейри урок, сам бы я поступил так же, если бы не был занят тем, чтобы сопроводить Эдвину до ее комнаты. Но только теперь он получает ее нежный взгляд, когда ко мне относятся как к преступнику, за то, что я ночевал у нее.
— Только не восхищайся мной слишком сильно, — говорит Монти. — Мне просто было скучно. Я рад любому предлогу размозжить кому-нибудь лицо. Ты, может, не догадываешься, но за моей улыбкой прячется бездонная ярость.
Он все это говорит с ямочкой на щеке, так что я не могу понять, шутит он или нет. Я знаю его всего неделю, и за это время он показался одинаково легкомысленным и в жизни, и в работе.
— И все-таки это весьма героично, — говорит Джолин рядом со мной и кладет руку на спину Дафны в рассеянном движении.
Сосновая куница тут же напрягается и оборачивается к ней с оскалом:
— Я тебе не питомец.
Джолин отшатывается.
— Прости! Это по привычке. У меня шесть кошек…
Дафна спрыгивает с лавки и запрыгивает на другую сторону кареты, устраиваясь рядом с Монти.
— Дикарка Даф и правда дикая, — говорит Монти Джолин, а потом обращается с новым вопросом к Эдвине: — Ну как ты себя чувствуешь насчет нашей вчерашней сделки?
— О, отлично. Просто прекрасно. Все... хорошо. — Слова срываются у нее в спешке.
Черт. Мне все еще нужно найти момент, чтобы она умоляла меня расторгнуть наше пари. Но если я чему-то и научился за эти сутки знакомства, так это тому, что ее гордость особенно раздувается при зрителях. Надо поймать ее наедине. Чем меньше я скажу обо всем этом сейчас, тем лучше.
Я сжимаю челюсть и решаю промолчать, даже когда Монти снова открывает рот:
— Хочешь совет? — спрашивает он. — Считаю себя знатоком в вопросах романтики. Неофициальным свахой, если угодно. Честно говоря, я именно на такую работу и метил до того, как пришел в «Флетчер-Уилсон», но в брачном агентстве не восприняли мой послужной список всерьез.
— Ты и правда кого-то сосватал? — интересуется Джолин, склоняясь ближе ко мне. — Сколько берешь за услуги?
— Знаю, трудно поверить, учитывая его поведение, но у Монти уже есть работа, — замечает Дафна сухим, бесцветным тоном.
— Остроумно, — хмыкает Монти, кивая кунице, а потом вновь обращается к Эдвине:
— Давай, мисс Данфорт. Спроси меня, о чем угодно.
— Ну, — говорит она и тянется к сиденью рядом с собой. Хмурится, нащупав лишь воздух. Наверное, искала свой саквояж. Или тот самый блокнотик, в который, как я не раз видел, она что-то записывает. Но затем просто разглаживает подол юбки. — Что пробуждает твое желание, мистер Филлипс?
Ее холодный, методичный тон резко контрастирует со смыслом фразы. От кого-нибудь другого это прозвучало бы флиртом, но она задает вопрос как будто обсуждает погоду. Мне стоит труда сдержать улыбку.
— О, не хочу смущать тебя, — Монти проводит рукой по челюсти. — Но вообще… мужчины просто хотят доставлять удовольствие своим партнершам. Мы хотим делать все, что тебе приятно.
— Что приятно мне, — повторяет Эдвина медленно, словно слова звучат на незнакомом языке.
Брови Монти поднимаются.
— Только не говори, что… ты не знаешь своих предпочтений? Любимых поз? Мест, к которым тебе нравится, когда прикасаются?
У Эдвины от удивления приоткрывается рот, а щеки заливаются румянцем. От ответа ее спасает Джолин, наклоняясь вперед:
— О, она прекрасно знает. У нее огромный опыт. Ты не в курсе? Она делала все, о чем пишет.
Эдвина морщится.
— Вот как? — Монти едва сдерживает смешок. — Ну, если захочешь поэкспериментировать в безопасной и нейтральной обстановке, мисс Данфорт, обращайся ко мне.
— Скотина, — бормочет Дафна.
Мне с трудом удается не согласиться с ней вслух. Пальцы сжимаются в кулаки.
— А? — Эдвина склоняет голову. В тот момент, когда до нее доходит смысл сказанного, щеки становятся еще краснее. — А! Это... довольно...
Монти подается к ней ближе, закидывая локоть на спинку сиденья:
— Обещаю, я буду совершенно беспристрастным испытуемым. Я не привязываюсь, и это действительно так. Это не одна из твоих книжек, где любовь все меняет. Я на любовь неспособен.
Я ожидал, что она закатит глаза, но вместо этого слышу ее тихий вдох. Она снова тянется к пустому месту рядом с собой.
— Черт, — шепчет она, когда возвращается с пустыми руками.
— Ты… ты сейчас чуть в обморок не упала, мисс Данфорт? — голос Монти полон веселья.
Плечи Эдвины поникают.
— Просто… это в точности то, что сказал бы герой одной из моих книг, за мгновение до того, как остепениться. Я хотела записать твою реплику, но блокнот остался в саквояже…
— Поверь, я не герой, — в его голосе появляется глухая, мрачная нотка, отражающаяся в потускневших глазах.