Двигаясь, он несет меня через комнату, и моя спина погружается во что-то мягкое. Когда он чуть отстраняется, я понимаю, что мы на диване. Его пальцы находят нижние застежки моего корсета, наконец освобождая меня от него. Я уже стягиваю юбку с бедер, когда он помогает снять ее полностью.
Он откидывается на диване рядом, взгляд скользит по мне. Его ладонь медленно проходит от шеи, по груди, по животу, минуя центр, вниз по бедрам. Когда его глаза снова встречаются с моими, я переплетаю пальцы у него за шеей и притягиваю к себе. Теперь его поцелуи мягкие, легкие, и я сама позволяю себе изучать его тело — скольжу ладонями по груди, спине, спускаюсь к его все еще одетым бедрам, пока не обхватываю ладонью выпуклость на брюках. Его напряжение чувствуется сквозь ткань.
— Ты жаждешь моих прикосновений, не так ли? — повторяю я его же слова.
Он двигается в такт моей руке, и в его горле рождается сдавленный стон.
— Как долго, Уильям? Как долго ты жаждешь меня?
— Такое чувство, что чертову вечность, — выдыхает он мне в губы и, наконец, расстегивает брюки, позволяя мне стянуть их с бедер.
Поцелуй углубляется, но, когда я пытаюсь обвить его талию ногами и прижать к себе сильнее, он почти не поддается.
— Еще, — умоляю я, сжимая его твердую длину в ладони и наслаждаясь резким вдохом удовольствия, сорвавшимся с его губ. — Я хочу тебя. Хочу так сильно, что больше не могу это терпеть.
Его губы находят мое ухо.
— Тогда скажи это снова, Эдвина. Скажи, что не хочешь, чтобы кто-то, кроме тебя, прикасался ко мне.
Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза:
— Я хочу, чтобы ты был весь только мой.
— Насколько весь?
Дыхание становится прерывистым, острым. Потом я мягко упираюсь ладонью ему в грудь. Он подчиняется моему безмолвному жесту, откидывается назад, и я не позволяю нам отдалиться больше, чем на пару сантиметров, пока усаживаю его на диван и седлаю его. Эрекция упирается в мое бедро, почти там, где я хочу, но все же недостаточно близко. Я приподнимаюсь и целую его, беря инициативу.
— Эти губы — мои. Это… — я провожу ладонью вниз по его длине и направляю его к себе. Он прикусывает губу, когда кончик его члена входит в мою скользкую теплоту. Затем, двигаясь медленно, я опускаюсь на него, принимая его полностью. Поднимаясь снова, выдыхаю следующее слово со стоном: — Мое.
Он притягивает меня к себе, зарываясь лицом в мою шею, пока я задаю ритм, двигаясь на нем и вращая бедрами, чтобы коснуться всех точек, которые мне так нравятся. То, как он заполняет меня, как растягивает, будто он создан для меня. Удовольствие сплетается в каждом нерве, нарастает, пока он не берет мою грудь и не касается языком соска. Оргазм снова близко, но теперь я сама задерживаю его, замедляясь в самый разгар. Наши тела покрыты потом, и хватка Уильяма на моих бедрах становится крепче. По резкости его толчков я понимаю, что он тоже близко.
Я откидываюсь, ловлю его взгляд и впиваюсь в выражение жгучей нужды на его лице.
— А как насчет меня, Уильям? Ты хочешь, чтобы я была вся твоя? Хочешь лишить меня возможности прикасаться к другому мужчине? Целовать его? Седлать его вот так? Взять все то удовольствие, которому ты меня учишь, и отдать его кому-то еще?
Его взгляд темнеет, и пальцы впиваются в мою талию, удерживая меня на месте.
— Даже не произноси эти блядские слова. Я хочу тебя и только тебя. Хочу, чтобы мой запах впитался в каждый дюйм твоей кожи. В твои волосы. Хочу, чтобы ты была так пропитана мной, что любой фейри за километры почувствует, что ты моя.
Эта властная фраза пробегает по мне вспышкой возбуждения. Я слегка качаю бедрами — единственное движение, которое он позволяет. Этого хватает, чтобы его ресницы дрогнули.
— Запах, может, и отпугнет фейри, но что насчет людей? — дразню я. — Как ты оставишь меня себе, если у людей такие слабые чувства?
Он убирает одну руку с моей талии, обхватывает мою шею сзади и приближает свои губы к моим, но не целует:
— Я разрушу тебя для всех, кто будет после меня, — шепчет он в мои губы. — Трахну так глубоко, насыщу так полно, что ты никогда не сможешь коснуться другого, не вспомнив обо мне. Достигну того места, куда больше никто никогда не доберется.
Его вторая ладонь ложится мне на верх груди, к сердцу.
— Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я разрушил тебя?
Я провожу языком по его нижней губе:
— Да.
Он крепко целует меня, затем выходит из меня. Я успеваю лишь заметить его длину, блестящую от нашего общего желания, прежде чем он разворачивает меня лицом к спинке дивана. Я упираюсь руками в резное дерево над цветочной подушкой. Он обнимает меня сзади, прижимается губами к уху, и кончик его члена находит мой вход.
— Скажи это.
Я сглатываю, поворачивая голову через плечо, чтобы встретиться с его жадным взглядом. Потом прогибаюсь, поднимаю бедра, разводя ноги шире:
— Разрушь меня.
За один мощный толчок он входит до упора. Я ахаю, вцепляясь в спинку дивана, пока он заполняет меня еще глубже, чем прежде. Глубже, чем я могла представить.
Потом он медленно выходит. И замирает. Я знаю, чего он ждет.
— Разрушь меня, Уилл.
Он врывается в меня снова.
— Разрушь меня.
Его темп ускоряется, и я встречаю его толчки своими, с силой подаваясь назад на каждый его рывок.
— Разрушь меня. Разрушь меня. — Его пальцы скользят по моему животу вниз и начинают водить по чувствительному клиторy, и мой повторяющийся шепот переходит в стон, а потом в протяжный стон, оставляя моему разуму продолжать мантру.
Разрушь меня.
Разрушь меня.
Другая его рука находит мою грудь, но по тому, как бешено бьется сердце в его ладони, кажется, будто он держит самую ценную сокровищницу за моими ребрами.
Полюби меня.
Полюби меня.
Внутри снова нарастает волна, и в этот раз мы оба не делаем ничего, чтобы задержать ее. Я вцепляюсь в спинку дивана сильнее, стоны становятся громче, отчаяннее, а его низкие, хриплые звуки откликаются во мне, усиливая наслаждение. И наконец тугая пружина желания распускается в самом центре, разливаясь по его пальцам и члену. Я вскрикиваю в оргазме, а его движения становятся еще быстрее, сильнее, пока собственная разрядка не накрывает его и не изливается в меня.
Мы вместе скользим вниз по волне, пока не становимся выжатыми до капли. Пока он не выходит из меня сзади и не поворачивает меня к себе, прижимая мою голову к своей груди, пока мы обессиленно не растягиваемся на диване.
ГЛАВА 36
УИЛЬЯМ
В объятиях Эдвины есть что-то совершенное. Наши тела, скользкие от пота, переплетены, пока мы переводим дыхание на диване. Эдвина с закрытыми глазами, щекой прижата к моей груди. Наверное, она слышит целый буйный оркестр, если судить по тому, как яростно бьется мое сердце у нее под ухом. Не думаю, что оно когда-либо колотилось так быстро. И, пожалуй, я никогда не чувствовал себя таким измотанным и удовлетворенным.
У меня было больше любовниц, чем я способен вспомнить, но с Эдвиной…
Блядь, это другое. Одной лишь мысли о том, как она шептала «мое» и скользила вниз по всей длине моего члена, достаточно, чтобы я был готов ко второму раунду, но я сдерживаю этот порыв. Она сейчас так спокойна: с легкой улыбкой на губах и растрепанными прядями, спадающими на плечи.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб. Она издает невнятный звук, и я улыбаюсь, глядя на нее. Я еще никогда так не желал кого-то. Никогда влечение не захватывало столько моего сердца. Единственное, о чем жалею, мы так и не поговорили так, как я хотел, прежде чем желания взяли верх. Мы ничего не решили. Не определили, что именно у нас сейчас и как нам быть с соперничеством за контракт. Но… нужно ли нам вообще планировать? Разве того, что мы чувствуем одно и то же, недостаточно? Разве это не значит, что мы сможем вместе справиться с тем, что будет дальше?