— В том-то и дело, Дэниэль. Разум твердит, что оставлять тебя в живых — непростительная глупость. Но… рука не поднимается.
Я сокрушенно вздохнул, глядя куда-то мимо него, в ночную тьму.
Произошла почти физически ощутимая перемена. Застывшая маска растерянности на лице Флетчера дрогнула. Сквозь трещины в ней проглянула искра — слабая, пугливая, но живая. Она разгоралась с каждой секундой, разливаясь по его лицу румянцем надежды, зажигая огонь в глазах.
Он сглотнул, стараясь совладать с нахлынувшими чувствами, и произнес очень тихо, почти беззвучно, будто боясь спугнуть внезапный шанс: — Может… не надо?
— Не буду много говорить, Дэниэль, ты готов к сотрудничеству со мной? Мы знаем, как проводится вербовка, и поэтому оставим предисловия.
— А вы уверенны, полковник, что я буду сотрудничать с вами после того, как вы отпустите меня?
— Не сделаешь, не узнаешь. Скажу вам, подполковник, откровенно. Убить вас слишком просто. Я рискну. Начнём с малого. Где полковник Желтов?
Мы смотрели друг другу в глаза, пытаясь прочесть искренность сказанного.
— Дэниэль, с вашим участием или без него, я найду Желтова и накажу предателя. Он отработанный материал. Для вас, подполковник. Ну так как?
Флетчер задумался и наконец решился. Он выложил всё о Желтове. Его участии в организации сети агентов, передачи важных сведений и всего остального. О том, что он имеет солидный счёт в Лондонском банке и где находится в настоящее время.
— Послушайте, Дэниэль, даю вам слово, что о вашем сотрудничестве со мной никто из моего начальства не узнает. Только вы и я. Не реагируйте и не верьте никому, кто будет представляться, что он от меня. Паролем моего вестника будут такие слова.
— Шайтан Иван справляется о здоровье её величества.
Надежда преобразила Флетчера, словно он и впрямь восстал из пепла. В его взгляде загорелся живой, цепкий огонь.
— Полковник… Вы хотите сказать, что действительно отпустите меня? И доверитесь простому слову?
— А что остаётся мне, Дэниэль? Не знаю почему, но мне… хочется вам верить. — Я сделал небольшую паузу, давая этим словам проникнуть в сознание. — Ну, а если вы обманете моё доверие… Я найду вас. И вам перережут горло.
Я жестко усмехнулся, видя, как он внутренне содрогнулся.
— И самое главное: ваш труд на благо Российской империи будет оплачиваться. Вы же об этом хотели спросить? Сумма зависит от ценности информации. Всё, как у всех, Дэниэль. Терпеть не могу романтиков и альтруистов.
— Что ж… Если вы выполните свои обещания, я выполню свои, — ответил он, и в его голосе появилась холодная, деловая твердость.
— Не считаю ниже своего достоинства пожать вам руку.
Я протянул ладонь. Флетчер на мгновение замер, его взгляд скользнул по моему лицу, выискивая подвох. Затем его пальцы уверенно, без подобострастия, сомкнулись вокруг моих в крепком, деловом рукопожатии.
В этом жесте не было ни капитуляции, ни дружбы. Было только взаимное признание. Я дал ему шанс принять поражение не как побитому и униженному псу, а как профессионалу, заключившему новую сделку. И он этим шансом воспользовался, оценив мой жест по достоинству.
— Ничего личного, только бизнес. Сильно сказано, господин полковник, — его губы тронула чуть заметная улыбка.
— Вам вернут все ваши вещи. Из денег оставлю половину.
Флетчер задумался всего на секунду.
— Нет, заберите всё. Верните только мои личные вещи, половину денег, особенно фунты, и дайте две лошади. Проводите меня до Сулака. Двоих провожатых будет достаточно. На обратный путь я дам им дорожный фирман. Скажу, что на меня напали бандиты и ограбили. Чудом спасся, бросив всё. — Он вопросительно посмотрел на меня.
— Вполне рабочая версия, тем более следы разбоя имеются, — согласился я.
— Полковник, вы не возражаете, если я отправлюсь немедленно?
— Дэниэль, успокойтесь, — я покачал головой. — Моё слово дано. Спокойно соберитесь, хорошенько отдохните. А завтра с утра вы свободны.
Он глубоко вздохнул, и напряжение наконец начало покидать его плечи.
— Да… Пожалуй, вы правы.
Глава 28
В строгом кабинете шефа жандармов графа Бенкендорфа царила тишина, нарушаемая лишь сонным потрескиванием поленьев в камине. Граф, погружённый в чтение докладной записки, казался изваянием — сосредоточенным и неподвижным.
Тишину нарушила распахнувшаяся дверь. Без доклада, отворив её резким движением, в кабинет вошёл, словно тревожная тень, его заместитель — начальник штаба корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт. Лицо его было бледным, а в обычно холодных и проницательных глазах читалось напряжение. Бенкендорф почувствовал внезапный холодок под мундиром.
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, — голос Дубельта был сух и предельно официален. Александр Христофорович, знавший его как человека выдержанного, мгновенно уловил в нём скрытую дрожь.
— Что случилось, Леонтий Васильевич? — перо в руке графа замерло, оставляя кляксу на чистом листе.
Дубельт сделал короткий, отрывистый вдох, будто готовясь произнести приговор. — Александр Христофорович, на кортеж цесаревича совершено вооружённое нападение.
Словно от удара, Бенкендорф резко поднялся из-за стола, опираясь на него белыми костяшками пальцев. В глазах его вспыхнула мгновенная паника. Он уже раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Дубельт, предвосхищая его, сделал шаг вперёд и, почти перебивая начальника, поспешил выложить самое главное:
— Нападение отбито! Негодяи обращены в бегство, потери среди них значительны. Его императорское высочество не пострадал! — Он сделал ещё одну паузу, чтобы подчеркнуть следующую фразу. — Более того, по донесениям, цесаревич лично участвовал в отражении атаки и показал примерную, выходящую за рамки всяких ожиданий, храбрость. Всё обошлось для него легкой царапиной.
Воздух в кабинете, секунду назад казавшийся ледяным, снова потеплел. Бенкендорф медленно, с облегчением выдохнул и опустился в кресло, проводя ладонью по лицу.
— Что значит «легкой царапиной»? — спросил Бенкендорф.
— Александр Христофорович, здесь все донесения по сему происшествию, получены с нарочным утром. — Дубельт бережно положил на край стола кожаную папку с истершимся тиснением герба.
Бенкендорф молча, почти нетерпеливым движением, притянул её к себе и раскрыл. Тишину вновь нарушило лишь шелестение плотной бумаги. Граф углубился в чтение, его лицо было подобно маске, и лишь чуть сдвинутые брови выдавали напряженную работу мысли. Дубельт, застыв по стойке «смирно», ждал, следя за малейшей переменой в выражении лица начальника. Спустя минуту Бенкендорф, не отрывая глаз от текста, отмахнулся рукой в сторону пустого кресла — разрешая сесть.
— Снова граф Иванов… — наконец произнес Бенкендорф, и в его голосе звучала странная, тягучая смесь досады и невольного уважения. — Словно злой рок, неотступно следующий за Александром. Стоит цесаревичу покинуть столицу, как эта тень материализуется из тумана, и непременно случается нечто… из ряда вон.
— Позвольте усомниться, ваше высокопревосходительство, — мягко, но настойчиво вступил Дубельт. — Что, если в данном случае мы имеем дело не с роком, а с ангелом-хранителем? Обратите внимание на рапорт ротмистра Малышева. Он недвусмысленно указывает, что отсутствие графа Иванова в свите могло бы повлечь за собой последствия самые плачевные. Нападение, несомненно, было бы отбито и без него, но… — Леонтий Васильевич сделал многозначительную паузу, давая словам нужный вес, — … вопрос, какой ценой?
— В данном же конкретном случае, — продолжил Дубельт, опираясь на спинку кресла, — нападение было отбито с потерями минимальными. И даже более того… — он слегка подчеркнул паузу, — цесаревич не только не уронил чести императорской фамилии, но и явил примерную храбрость, доказав, что дух в нём крепок. Подобная встряска, есть наилучшая прививка от иллюзий. Подлинный боевой опыт для наследника необходим.