Она поспешила раздуть огонь под дымовым колпаком.
Алек достал из ящичка глиняную миску и закупоренный кувшин.
— Полагаю, бренди у вас нет? — спросил он Сэл.
— Нет, — ответила Сэл, но тут же вспомнила про фляжку Уилла. Она сунула ее за корсаж. — Есть, — сказала она и достала ее.
Алек удивленно поднял брови.
— Это Уилла Риддика, — объяснила она. — Несчастный случай произошел по его вине, проклятого дурака. Лучше бы это его колено раздробило.
Алек сделал вид, что не слышал оскорбления в адрес сына сквайра.
— Напоите Гарри как можно большим количеством. Если он потеряет сознание, так будет даже лучше.
Она сидела на кровати рядом с Гарри, приподнимая его голову и вливая ему в рот бренди, пока Алек грел в миске масло. К тому времени как фляжка опустела, масло в миске уже пузырилось — от одного вида которого Сэл подступила тошнота.
Алек подсунул под колено Гарри широкое неглубокое блюдо. Вместе с Сэл за ним в ужасе наблюдали трое батраков, Энни с двумя детьми и побелевший Кит.
В решающий миг Алек действовал быстро и точно. Щипцами он снял миску с огня и вылил кипящую жидкость на колено Гарри.
Гарри издал самый страшный из всех своих криков и потерял сознание.
Все дети заплакали.
В воздухе стоял тошнотворный запах паленой человеческой плоти.
Масло стекло в блюдо под ногой Гарри, и Алек покачал его, чтобы горячая жидкость обожгла и нижнюю сторону колена, полностью закупорив рану. Затем он убрал блюдо, вылил масло обратно в кувшин и закупорил его.
— Я пришлю свой счет сквайру, — сказал он Сэл.
— Надеюсь, он вам заплатит, — ответила Сэл. — Я не смогу.
— Он должен заплатить. Сквайр обязан заботиться о своих работниках. Но нет закона, который бы его к этому обязывал. В любом случае, это между мной и им. Вы об этом не беспокойтесь. Есть Гарри ничего не захочет, но старайтесь его поить, если сможете. Лучше всего чаем. Пиво тоже сойдет, или свежая вода. И держите его в тепле.
Он начал складывать свои вещи в ящичек.
— Я могу сделать для него что-нибудь еще? — спросила Сэл.
Алек пожал плечами.
— Молитесь за него, — сказал он.
2
Эймос Барроуфилд понял, что что-то не так, как только вдали показался Бэдфорд.
В полях работали люди, но не так много, как он ожидал. Дорога в деревню была пустынна, если не считать брошенной телеги. Он не увидел даже собак.
Эймос был суконщиком, или, как их называли, «раздатчиком». Точнее, суконщиком был его отец, но Обадайе было уже пятьдесят, он страдал одышкой, и именно Эймос разъезжал по округе, ведя за собой вереницу вьючных лошадей и посещая дома в деревнях. Лошади везли мешки с необработанной шерстью — состриженным овечьим руном.
Работа по превращению руна в ткань выполнялась в основном деревенскими жителями на дому. Сначала руно нужно было распутать и очистить — это называлось чесанием, или кардованием. Затем его пряли в длинные нити и наматывали на катушки. Наконец, нити ткали на станке, получая полосы сукна в ярд шириной. Сукноделие было главной отраслью на западе Англии, и Кингсбридж был его центром.
Эймос представлял, что Адам и Ева, вкусив плод с древа познания, должно быть, сами занимались всем этим, чтобы сделать себе одежду и прикрыть наготу, хотя, признаться, Библия мало что говорила о чесании и прядении, как и о том, как Адам мог построить свой ткацкий станок.
Подойдя ближе к домам, Эймос увидел, что не все жители исчезли. Что-то отвлекло батраков c полей, но те, с кем он работал, были дома. Им платили за выработку, и их нелегко было оторвать от дела.
Сначала он зашел в дом к чесальщику шерсти по имени Мик Сибрук. В правой руке Мик держал большую щетку с железными зубьями, в левой — гладкий деревянный брусок того же размера. Между ними был растянут клок сырой шерсти, который он расчесывал уверенными, неутомимыми движениями. Когда клубок грязных завитков, смешанных с землей и травой, превращался в моток чистых, прямых волокон, он скручивал их в рыхлый жгут, который назывался ровницей.
Первыми словами Мика Эймосу были:
— Вы слышали про Гарри Клитроу?
— Нет, — ответил Эймос. — Я только что приехал. Вы первый, к кому я зашел. А что с Гарри?
— Ему раздавило ногу сорвавшейся телегой. Говорят, он больше никогда не сможет работать.
— Ужасно. Как же это случилось?
— Рассказывают по-разному. Уилл Риддик говорит, что Гарри красовался, пытался доказать, что сможет в одиночку толкать груженую телегу. А Айк Клитроу говорит, что это Уилл виноват — перегрузил телегу.
— Сэл, должно быть, убита горем.
Эймос знал семью Клитроу. Их брак был заключен по любви, подумал он. Гарри был крутым малым, но ради Сэл был готов на все. Она им помыкала, но и, в то же время, обожала его.
— Я сейчас же зайду к ним.
Он заплатил Мику, дал ему новый запас руна и забрал мешок свежей ровницы.
Он скоро выяснил, куда подевались пропавшие жители деревни. У дома Клитроу собралась толпа.
Сэл была пряхой. В отличие от Мика, она не могла работать по двенадцать часов в день, ведь у нее была уйма других обязанностей: шить одежду для Гарри и Кита, выращивать овощи в огороде, покупать и готовить еду, стирать, убирать и заниматься всеми прочими домашними делами. Эймос жалел, что у нее не было больше времени на прядение, потому что пряжи постоянно не хватало.
Толпа расступилась перед ним. Его здесь знали, и он давал многим деревенским жителям работу, альтернативную низкооплачиваемому батрачеству. Несколько мужчин тепло поприветствовали его, а один сказал:
— Хирург только что ушел, мистер Барроуфилд.
Эймос вошел внутрь. Гарри лежал на кровати, белый и неподвижный, с закрытыми глазами, едва дыша. Вокруг кровати стояло несколько человек. Когда глаза Эймоса привыкли к тусклому свету, он узнал почти всех.
Он обратился к Сэл:
— Что случилось?
Лицо ее исказила гримаса горечи и отчаяния.
— Уилл Риддик перегрузил телегу, и она сорвалась. Мужчины пытались ее остановить, и она раздавила Гарри ногу.
— Что сказал Алек Поллок?
— Он хотел отпилить Гарри ногу, но я заставила его попробовать кипящее масло. — Она посмотрела на лежавшего без сознания мужчину и печально добавила: — По правде, не думаю, что хоть одно, что другое лечение могло бы ему помочь.
— Бедный Гарри, — сказал Эймос.
— Думаю, он уже готовится перейти тот Иордан.
Тут голос ее дрогнул, и она зарыдала.
Эймос услышал детский голос и узнал Кита, который в панике произнес:
— Не плачь, мама!
Рыдания Сэл стихли, она положила руку на плечо мальчика и сжала его.
— Хорошо, Кит, я не буду плакать.
Эймос не знал, что сказать. Воображение пасовало перед этой сценой страшного семейного горя в убогом доме бедняков.
Вместо этого он сказал нечто будничное:
— Я не буду утруждать вас пряжей на этой неделе.
— О, прошу вас, утруждайте, — ответила она. — Сейчас мне работа нужна как никогда. Теперь, когда Гарри не работник, мне очень понадобятся деньги от прядения.
Один из мужчин заговорил, и Эймос узнал Айка Клитроу.
— Сквайр должен о вас позаботиться.
Джимми Манн сказал:
— Должен. Но это не значит, что позаботится.
Многие сквайры чувствовали ответственность за вдов и сирот, но гарантий не было, а сквайр Риддик был скуп.
Сэл указала на стопку катушек у своей прялки.
— Я почти закончила работу с прошлой недели. Вы ведь, я полагаю, останетесь в Бэдфорде на ночь?
— Да.
— Я доделаю остальное за ночь и отдам вам все до вашего отъезда.
Эймос знал, что, если понадобится, она проработает всю ночь.
— Если вы уверены.
— Также как в Евангелии.
— Хорошо.
Эймос вышел на улицу и отвязал мешок от спины головной лошади. Теоретически, пряха могла обработать фунт шерсти в день, но немногие проводили за прялкой весь день: большинство, как и Сэл, совмещали прядение с другими обязанностями.