– Вы говорили с Вандой, детектив, и я уверен, что она не выглядела жертвой. И после этого вы верите ректору Стилтону? Он просто боится навлечь на академию гнев сенатора Купера.
И вылететь из ректорского кресла, где ему не надо делать ровным счетом ничего: учебными планами давно занимаются методисты, правила отданы на откуп старостам, а половина профессоров крутятся как белки в колесе только ради того, чтобы рейтинг Белмора не упал.
Но если старик Стилтон хочет войны, он ее получит.
– На молодых девушек легко влиять. И вы шантажировали ее не только угрозой ее жизни, но и фотографиями.
– Теми фотографиями, которые сделал Генри Тейлор на рождественском балу? – Я вскидываю брови и довольно улыбаюсь, когда детектив Смолдер сводит брови к переносице. Этого, значит, Стилтон ему не сказал. – Или думаете, мне в тот момент больше всего нужно было нас фотографировать? А почему именно тогда? Слухи о наших отношениях ходят в академии давно, а Ванда столько раз бывала в моей комнате в преподавательском корпусе, что я мог наснимать ее со всех ракурсов и в любых позах. Почему именно эта фотография?
И ответов у детектива нет. Он поглядывает в блокнот с заметками, как будто так и не научился пользоваться телефоном или не доверяет технике, скользит взглядом по записям и явно не может понять, где же нестыковка. Наверняка Генри Тейлор в его глазах святой парнишка, который решился дать показания против жуткого профессора-убийцы.
Значит, настоящих доказательств у него нет. Значит, он понятия не имеет, как связать убийства Коллекционера со смертью Джессики Купер, если убийцей окажется преподаватель из академии, убивший девчонку ради… Ради чего, собственно?
– И раз вы так уверены, что это был я, то зачем все это, детектив? Вы считаете, что я запугивал и силой удерживал Ванду рядом, чтобы она прикрыла меня перед полицией, но для чего мне было убивать Джессику Купер, если и шею моей дорогой Ванде тоже рассек я? Из-за их перепалок в библиотеке? Или из-за того, что в прошлом году Купер приглашала меня на свидание?
И кто из нас, спрашивается, ведет допрос. Но в глазах детектива Смолдера проскальзывает блеск недовольства, он поджимает губы, и становится предельно ясно: за подкинутую Стилтоном версию он будет держаться до последнего, пока не появятся неопровержимые доказательства обратного.
– Не заговаривайте мне зубы, мистер Эллиот, – бросает он и поднимается на ноги. За дверью небольшой допросной слышатся шорохи и шаги других полицейских, голоса и телефонные звонки. – Вы останетесь в участке до выяснения обстоятельств. И позвоните своему адвокату, потому что без него я не имею права вести полноценный допрос. Ну или откажитесь от него, если хотите покончить с этим побыстрее.
Единственный, с кем я хочу покончить, – Эдвард Стилтон. Но ему, в отличие от Питера Уилсона, уготована совсем другая участь. И я уверен, что моя милая муза тоже приложит к этому руку. За этот год я узнал ее достаточно хорошо, чтобы понять: Ванда далеко не такая нерешительная и напуганная малышка, какой ее представляли в родном Рокфорде. И сейчас, если понадобится, она бросит вызов всему Белмору раньше, чем Стилтон успеет подготовить документы на отчисление.
– О, не сомневайтесь, детектив, я хочу, – ухмыляюсь я криво, поудобнее устраиваясь на стуле. – И уверен, что уже вечером меня здесь не будет. Адвокату я позвоню. Думаю, через пару-тройку часов он будет на месте. Но для начала вам стоит вернуть мне телефон.
– О нет, мистер Эллиот, личные вещи вы получите только в том случае, если ваш адвокат убедит меня, что проблема не в вас, а в мистере Стилтоне, – улыбается Смолдер в ответ. – А для этого ему придется как следует постараться. Можете воспользоваться нашим телефоном в участке, мы никогда не отказываем подозреваемым.
И выражение превосходства на его лице не предвещает ничего хорошего. Понятия не имею, за что детектив так меня невзлюбил, да еще и всего за пару дней: буквально позавчера он был настроен иначе. Чтобы вывести его из себя, Стилтону нужно было надавить на самые болезненные точки и выставить меня едва ли не чудовищем.
Но я и есть чудовище и сдаваться просто так не собираюсь.
Смолдер покидает небольшую допросную комнату, а я так и остаюсь сидеть на неудобном раскладном стуле, пока грузная и широкоплечая офицер не приносит в комнату телефон, больше похожий на рацию или мобильный из числа тех, что были популярны в далекие двухтысячные. Блокноты, телефоны – участок во многом отстал от времени.
– У вас двадцать минут, – бросает она недовольно и садится напротив.
Что ж, звонить и впрямь придется адвокату: разговор с моей милой музой под надзором равен самоубийству, а закапывать себя я пока не планировал. Остается надеяться, что дорогая Ванда действительно так хороша, как я о ней думаю. Да нет, к чему надежда? Я в ней уверен.
Это ее шанс показать себя.
Удиви меня, милая, и я брошу к твоим изящным ногам весь мир. Докажи мне, что с ума схожу не только я, и мы вместе покончим со Стилтоном. Дай мне то, чего не могла дать ни одна другая, и нас уже никто не остановит. Даже закон, если ты хорошо попросишь.
И я с кислой улыбкой набираю номер знакомого адвоката, хотя и знаю, что работать вместе нам едва ли придется.
Наш чат с офицером Смолдером выглядит бедно и блекло: одно единственное сообщение – и то пересланное из переписки с Ридом голосовое. Но я смотрю на него уже битый час, надеясь, что вот сейчас-то детектив ответит. Или, может быть, в верхней части экрана всплывет сообщение от Рида. Мне хватило бы и пары слов, только бы узнать, что с ним все в порядке. Насколько, интересно, может быть в порядке убийца посреди полицейского участка?
Я нервно усмехаюсь и вновь начинаю ходить по комнате кругами. На лекциях меня сегодня никто не видел, но и черт бы с ними. Пусть профессора думают, будто меня сильно подкосила история с фотографиями и травля однокурсников – настолько, что теперь я боюсь показываться на глаза другим. Боже, я и думать о них забыла, едва Майкл проболтался насчет Рида.
Пытаясь пролистать чат, будто от этого там быстрее появится сообщение от офицера, я случайно попадаю по кнопке «Воспроизвести», и комнату наполняет хрипловатый и донельзя громкий голос ректора Стилтона. Черт, а я и забыла, с каким остервенением он пытался заставить меня дать показания против Рида. Так старался, а толку в итоге никакого. И уверенность в том, что фотографии слил именно он, а не Генри Тейлор, только растет: у Тейлора уже было все, чего он так хотел, ему просто незачем устраивать подобное шоу.
Как же низко Стилтон пал в моих глазах: из благодушного старика с неуместными шутками превратился в слизняка, готового на все, только бы спасти свою толстую шкуру. Урод. Я выключаю звук на телефоне и сажусь на кровать, но это не помогает. Меня потряхивает изнутри, а руки так и чешутся сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь Риду. Когда-то он спас меня, и теперь я хочу отплатить ему тем же. Если кто-то в чертовой академии Белмор и заслужил спасения, то это он.
Думай, Ванда, думай. Что такого могли наговорить полиции, чтобы его арестовали? Наверняка ректор давил на то, что Рид угрожал мне. Или на то, что это он ранил меня в прошлом месяце, а не святая Джессика Купер. Допустим. Однако этих обвинений недостаточно. Черт, и почему я поступила на архитектурный, а не куда-нибудь в академию ФБР? Тогда уж точно что-нибудь сообразила бы, а так что я сделаю? Начерчу план Белмора?
Нет. Но кое-что я все же могу. Плевать, что там наплел полиции Стилтон и кого заставил врать в лицо офицеру, я все равно могу принять его правила игры и, если мне повезет, обставить его.
Я подскакиваю с кровати и подлетаю к шкафу, нахожу среди вещей небольшую картонную коробку и достаю плотные конверты из крафтовой бумаги: кое-где на них виднеются засохшие пятна крови, один немного помялся, но это не главное. Главное, что там, внутри, лежат драгоценные подарки от Рида.