Что ж, время пошло.
Когда я вылетаю на улицу, намереваясь вернуться к себе, пока занятия не закончились, то сразу же хватаю телефон. Ответа от офицера Смолдера так и нет, но и черт бы с ним. Прямо на ходу я набираю сообщение сама.
«Сегодня ректор Стилтон вызывал меня к себе. Я видела синих бабочек в его кабинете».
Он не купится. Точно не купится. Но другого плана у меня нет.
Глава 10. Совершенство
Прошло всего три дня, а кажется, будто целая вечность. Офицер Смолдер так и не ответил на мои сообщения, хотя я точно знаю, что он их прочитал: рядом с ними красуются, словно в издевку надо мной, две галочки. Какого черта? Прекрасно понимаю, что отвечать он не обязан, но не могу перестать об этом думать. Что с Ридом? А если ректор заметит, что я трогала ящик, и все-таки откроет его? Когда там экзамены?
Этим утром Микаэла услужливо напомнила мне, что у первокурсников экзамены начинаются сегодня. И мне хватило одного взгляда в расписание, чтобы заметить среди них историю литературы. Ха. И кто будет ее принимать, когда Рида нет? Кажется, Стилтон был прав, и из академии я вылечу гораздо раньше, чем наступит время платить за очередной семестр.
Сегодня в Белморе царит тяжелая, гнетущая атмосфера: часть студентов бродят по коридорам как неприкаянные, другие засели по комнатам, обложившись книгами, а кто-то делает вид, будто ему принадлежит вся академия разом и какие-то экзамены – сущий пустяк. Один из таких ребят – чертов Генри Тейлор, задравший нос после сделки с ректором. Урод.
Небось гордится тем, что благодаря ему я стала звездой академии. Пусть и не такой, как мечтала в детстве. И чертов офицер Смолдер так и не приехал в академию с обыском! С территории Белмора после смерти Джессики Купер никого не выпускают, иначе я рванула бы в участок сама. Ну пропустила бы пару экзаменов, подумаешь.
С губ срывается нервный смешок, и я захлопываю книгу. Прислоняюсь спиной к стене перед кабинетом профессора Карпентер: текст из слитых билетов расплывается перед глазами, запомнить я ничего не могу. Требовать с меня будут, как с десяти Генри Тейлоров, и это если ректор не позаботился, чтобы меня завалили на первом же экзамене. Ну да ладно. Провалюсь, попытаю удачи на пересдаче или смирюсь с тем, что жить мне в Рокфорде всю жизнь.
Буду сидеть у окна и ждать, когда Рид вернется в город на каникулы. Смотреть на закаты и думать, как он кошмарит студентов и размышляет, не стоит ли добраться до какой-нибудь девчонки так, развлечения ради. Боже мой. Тряхнув головой и растрепав густые темные волосы, я гоню подобные мысли прочь. Что за бред? Во-первых, я не смогу просто сидеть и ждать. Во-вторых, Рид никогда не оставит меня одну дольше, чем на эти несколько дней. Он ведь следил за мной и в Рокфорде. Знал, что я делаю дома или куда иду, даже если я просто бесцельно прогуливалась по улицам города. В-третьих, не думаю, что ему захочется убивать.
А ты думаешь, он исправился и превратился в святого лишь потому, что ты изволила стать для него послушной игрушкой? Очнись, мир – не чертова сказка, он так не работает. И как только Рид наиграется, от тебя и мокрого места не останется. Хочешь кончить с бабочками во рту?
Заткнись. Просто закрой рот, чертов внутренний голос. Я прекрасно помню, что сказал Рид в прошлый раз. Что он повторил уже не единожды, а я все отказывалась в это верить.
«Я не собираюсь тебя убивать, моя милая муза. Ты должна оставаться рядом».
Могу я хоть раз в жизни кому-то поверить? Пусть и серийному убийце, который потратил десять лет жизни, чтобы найти свою идеальную музу. Кто в наше время не без недостатков? Нервно посмеиваться входит в дурную привычку, но иначе я давно уже вздернулась бы в стенах академии. Впрочем, теперь у меня есть хотя бы одна причина остаться в живых.
Я хочу посмотреть, чем все закончится. Хочу рискнуть и проверить, кто прав: я или мой занудный внутренний голос, беспрерывно кричащий об опасности. Где он был, когда я поддерживала решение матери второй раз выйти замуж, интересно? Наверное, улетал в отпуск.
– Уильямс, – доносится из кабинета скрипучий голос профессора Карпентер. Двери приоткрываются, и оттуда выходит вполне довольная жизнью Кейт Харрис. Подмигивает мне и спешит к парадной лестнице. Удивительно, как не поддалась всеобщей истерии и не приняла участия в местном конкурсе «Назови Ванду Уильямс шлюхой».
Что ж, настал мой час страдать. Чем быстрее отмучаюсь, тем лучше.
Но экзамен по истории у профессора Карпентер – не самое страшное событие сегодняшнего дня. Из кабинета я выхожу уставшей и выжатой, как лимон, в голове путаются десятки дат, а в табеле красуется удовлетворительная оценка, но больше всего после этого хочется лечь прямо посреди коридора на часик-другой. Но при одной только мысли об этом я вздрагиваю, вспоминая, как валялась на полу душевой и вдыхала противный запах какой-то дряни, медленно теряя сознание.
Отвратительно.
Шагая в сторону главного холла, я невольно потираю свежий еще шрам на шее. Кожа до сих пор розоватая и бугристая на ощупь и едва ли когда-нибудь придет в норму. Не носить мне теперь открытых платьев и кофточек, не говоря уже про декольте. Но это лучше, чем помереть из-за чертового осколка стекла и ревнивой девчонки.
– Эй, шлюха! – окликает меня противный голос. Генри, чтоб его, Тейлор. – Далеко собралась?
– До полицейского участка. Хочу трахнуть Рида, пока меня не исключили, – грубо фыркаю я. Здоровая доля сарказма – вот и все, чего заслужил Тейлор. – Так что иди, займись тем, что получается у тебя лучше всего: закрой рот и попрыгай перед ректором Стилтоном на задних лапках.
Кажется, ему хочется ответить мне парой ласковых слов, потому что Генри со злостью щурит карие глаза и приоткрывает рот, но сказать ничего не успевает. В холле, помимо нас, полно студентов – кто-то болтает, кто-то судорожно перелистывает страницы взятых в библиотеке книг, а кто-то просто ждет, когда закончится перерыв между экзаменами. Но все умолкают и оборачивается, когда парадные двери со скрипом распахиваются и пропускают внутрь Рида.
Удлиненный пиджак песочного цвета сидит с иголочки, под ним – его любимая светлая водолазка, а вокруг шеи повязан тот самый зеленый шарф. Платиновые волосы аккуратно уложены, а глаза недобро сверкают. За его спиной маячит офицер Смолдер – явно отстает шагов на десять, не меньше, – но того я уже не замечаю. Смотрю только на Рида: как он двигается и с какой уверенностью встречает мой взгляд. И когда он подходит ко мне, склоняется и целует тыльную сторону моей ладони, у меня не находится слов.
Студенты вокруг смотрят на нас с удивлением, а стоящий неподалеку Генри Тейлор – с откровенным недоумением, помноженным на возмущение.
– Доброе утро, Ванда, – произносит Рид таким глубоким голосом, что не стой я неподалеку от стены, упала бы прямо здесь.
Какого черта?
И прежде чем я успеваю вставить слово или возмутиться, прежде чем в голове возникает хоть одна здравая мысль – для кого и почему Рид устраивает этот спектакль, – он притягивает меня к себе за талию и целует. Совсем не так, как обычно: никакой страсти, никаких укусов и привкуса крови на языке. Он нежно касается моих губ, делает это на глазах десятков студентов академии и офицера Смолдера.
На мгновение нежное прикосновение оборачивается глубоким поцелуем, и удивленные голоса однокурсников стихают. Я не слышу даже шумного, возмущенного Генри Тейлора. Только удивленно моргаю и касаюсь губ, когда Рид с самодовольной ухмылкой отстраняется и встает рядом. Он напоминает кота, уронившего молоко на пол и обвинившего в этом соседского пса. Очень довольного, сексуального и очаровательного кота.
– Серьезно? – звучит чей-то голос по левую руку от нас.
– Твою мать.
– В открытую? Реально?
Но это просто шепотки, высказаться вслух никто не решается. Даже Тейлор, которого перекосило то ли от шока, то ли от злости. Что, теперь не так ценны твои фотографии, да? Кому какое дело, в каком виде и когда меня застали с Ридом, если он только что поцеловал меня на глазах у доброй половины Белмора. Все равно что расписаться в том, что он трахал меня весь прошедший год. Что Генри не слухи распространял, а говорил чистую правду.