— Куда садиться?..
— Ну например, сюда, — ответил он, поворачиваясь лицом ко второй парте, и постучал ладонью по её поверхности. А потом пояснил, по-прежнему улыбаясь: — Если ты не возражаешь, конечно. Понимаешь, если я буду сидеть за учительским столом, то наш разговор примет оттенок формальности. А я не хочу, чтобы он был таковым. Я собираюсь разговаривать с тобой не как классный руководитель.
— А как кто?
— Как твой друг.
Я была в шоке, но возражать и не подумала. Послушно села на предложенное место на второй парте, наискосок от места, где сидел Алексей Дмитриевич, и нервно сцепила руки перед собой.
— Вик, — продолжил он, сочувственно глядя на меня, — я хочу, чтобы наш класс был дружным. Чтобы мы вместе делали кучу всего интересного, и никто не ощущал себя изгоем. Ты явно ощущаешь. Я наблюдал за тобой некоторое время… и понял, что дело не в одноклассниках — тебя никто не обижает. Тогда в чём дело? Расскажи мне, и мы вместе попробуем разобраться в ситуации.
Я растерялась. Помню, как сидела, хлопала глазами и не знала, что ответить.
В итоге я ответила то, что всегда отвечала маме, когда она небрежно интересовалась, как у меня дела.
— Всё… в порядке, Алексей Дмитриевич…
— Ну где же в порядке, Вика? — вздохнул он укоризненно. — Я ни разу не видел, чтобы ты смеялась. Иногда ты улыбаешься, но так бледно, что мне страшно становится. Я хочу, чтобы ты повеселела, расслабилась, шутила, как другие ребята. Но я понимаю, что тебе непросто будет рассказать мне правду, поэтому давай сделаем так… Я буду задавать вопросы, а ты — отвечать «да» или «нет». А чтобы тебе было интереснее, ты тоже станешь задавать мне вопросы, и я буду отвечать правду. Согласна?
Я приоткрыла рот, испытывая что-то странное.
Впервые за несколько лет я чувствовала нечто, похожее на… воодушевление.
Кто же откажется узнать что-нибудь эдакое о собственном классном руководителе?! Дураков нет!
— Согласна, — кивнула я и смущённо улыбнулась.
— Тогда начинай ты, — предложил Алексей Дмитриевич, улыбнувшись мне в ответ. Его серые глаза смеялись. И несмотря на то, что с того дня прошло больше двадцати лет, я точно знала, что никогда в жизни не забуду этот момент.
И наверное, именно выражение его глаз — тёплых, наполненных искренней человеческой симпатией, — побудило меня поинтересоваться:
— Я вам не нравлюсь?
— Вика, — тут же слегка укоризненно произнёс Алексей Дмитриевич, — мы договорились отвечать «да» или «нет», но в таком контексте любой ответ будет звучать отрицательно. Знаешь, о чём это говорит?
— Хм… нет.
— Скорее всего, ты искренне считаешь, что не нравишься мне, — сказал Алексей Дмитриевич, и я невольно поёжилась, осознав, что это правда.
— Мне кажется, я просто не могу никому нравиться, — вырвалось из меня неожиданно, и я от смущения вжала голову в плечи. — Простите…
— Не извиняйся, тебе не за что просить прощения, — уже без улыбки заметил мой собеседник. — Но я не ответил. Ты мне нравишься, и я хочу с тобой подружиться, как дружу с другими ребятами.
Я ему поверила. Вот так просто — взяла и поверила, и наверное, именно с этого момента я и начала верить во всё, что он мне говорил.
— Теперь твоя очередь отвечать на вопрос… Ты довольна своей внешностью, Вика?
Я почувствовала жар на щеках и опустила глаза.
— Нет.
— Хочешь, я помогу тебе её изменить?
На самом деле сейчас была моя очередь задавать вопрос, но я совсем забыла об этом. Подняла голову и кивнула, с надеждой глядя на Алексея Дмитриевича.
— Да.
— Хорошо, — произнёс он с улыбкой. — Но чтобы похудеть, тебе будет необходимо слушать, что я говорю, и соответственно, слушаться. Не отступать. Это будет настоящая война, Вик. Готова к бою?
Я вновь кивнула и непроизвольно улыбнулась — широко-широко, как не улыбалась уже давно.
— Тогда по рукам! — воскликнул Алексей Дмитриевич и поднял руку в жесте «дай пять». Он часто такое проворачивал с другими ребятами, поэтому я нисколько не удивилась — но сама хлопала его по руке впервые. — Отлично, Вика. Тогда продолжим. Твоя очередь задавать вопрос.
12
Теперь я понимаю, что в тот день Алексей Дмитриевич преследовал определённую цель: расшевелить меня, чтобы я начала воспринимать его как старшего товарища. И у него всё получилось.
Меньше чем за час он вытянул из меня подробности о моей семье. Причём так, что это оказалось не слишком травматично — поскольку его вопросы перемежались моими, а я старалась придумать что-нибудь… заковыристое.
Но что толкового могла спросить одиннадцатилетняя девчонка? Все мои интересы крутились вокруг школы. И вот так я узнала, что Алексей Дмитриевич не любит нашего завуча — старую сварливую тётку с дурным характером, — что в школьном аттестате у него была одна тройка по физике, что он до полусмерти боится высоты, и что у него есть собака.
Шоколадный лабрадор.
— Я с ним гуляю по субботам на специальной площадке для собак, — сказал Алексей Дмитриевич тогда. — Хочешь — приходи. Познакомлю.
Я ответила, что подумаю, но думать было не о чем — я уже тогда поняла, что приду.
А ещё Алексей Дмитриевич подробно расписал для меня диету, взяв слово не нарушать её, и сообщил, что меня ждёт факультатив по физкультуре.
— Какой факультатив? — испугалась я, подумав, что он хочет заставить меня ходить на волейбол. Алексей Дмитриевич в то время два раза в неделю вёл волейбольную секцию, и мне бы не хотелось позориться перед ребятами, которые там занимались.
— Не пугайся, Вик. Во вторник и четверг я занят, но по средам и пятницам… Напомни мне, сколько у вас там уроков?
— Шесть. И шесть.
— Будешь приходить ко мне в спортзал после уроков, хорошо? Для начала — по пятницам, а потом увеличим нагрузку. И не смотри на меня с таким ужасом, — он засмеялся и подмигнул. — Занятия физической культурой необходимы, чтобы похудеть. Я бы ещё рекомендовал тебе побольше гулять, а не сидеть дома, сможешь?
— Наверное…
Да, он тогда всерьёз за меня взялся. Причём об этом никто не знал — я сама настояла, боялась, что меня будут дразнить, ну и стеснялась тоже. Удивительно, но других детей я стеснялась гораздо больше, чем Алексея Дмитриевича, который за один-единственный год видел меня в самом разном эмоциональном и физическом состоянии.
Но сохранить что-то в школе в абсолютной тайне было невозможно — и кое-кто из ребят видел, как я хожу в спортзал после уроков. В дальнейшем показания этих ребят помимо их воли стали для следствия доказательством того, что Алексей Дмитриевич совершал за дверью спортзала в отношении меня развратные действия неоднократно.
Наша с ним история в то время здорово гремела в интернете, и я помню гадкие комментарии под постами, в которых люди, которые ничего не знали ни о мне, ни о нём, высказывались безапелляционно и однозначно — не бывает так, чтобы маленькая девочка два раза в неделю после уроков таскалась к учителю физкультуры, и они там оставались наедине, но при этом он ничего предосудительного не делал.
К сожалению, те комментарии упали на благодатную почву, и я тогда по-детски уверилась, что придуманная легенда всё-таки правдива.
13
Лабрадора Алексея Дмитриевича звали Максом, и это была самая очаровательная собака на свете.
Я познакомилась с его псом в ближайшие выходные — впрочем, не только я, на ту встречу пришли многие ребята из класса. Те, кто был свободен. Алексей Дмитриевич показывал нам различные трюки, потом мы вместе играли с Максом в тарелку, и я… визжала. Серьёзно, я визжала от восторга, хлопала в ладоши и радостно подпрыгивала, забыв о том, что я — тот ещё колобок, и прыгать мне не стоит. Но никто на меня не смотрел — все одноклассники таращились на Макса. Только Алексей Дмитриевич иногда всё же поглядывал, но в его взгляде была лишь ласковая теплота и ничего насмешливого.
Он вообще никогда не смеялся надо мной. Даже когда я пыталась забраться по канату и кулем свалилась вниз, на мат, будто мешок с гнилой картошкой — весь класс хохотал до колик, но он — нет.