Не будет больше старательной и послушной невестки для Агафьи Давидовны.
Не будет бесплатной прачки, кухарки, уборщицы, груши для битья.
Нет.
Всей этой семейке, возомнившей себя чуть ли не аристократами, придется столкнуться с неблагодарной девицей и лимитой поганой, как меня всё это время величала свекровь.
Желание мести так ярко вспыхивает в голове, что я с улыбкой на лице сажусь на обратный рейс до города и всю дорогу прокручиваю в голове свои новые планы.
Ну держитесь, семейство Бахметьевых. Вы не представляете, с кем связались.
Глава 4
Когда я уезжала, ключи оставила на тумбе около входной двери, так что на обратном пути мне приходится звонить в домофон, чтобы попасть внутрь.
– Варя, это ты? – звучит встревоженный голос Глеба.
– Открывай дверь и тащи свою задницу вниз. Сумка тяжелая.
Раньше я не позволяла себе разговаривать с Глебом в подобном тоне, но после ночного происшествия что-то во мне ломается на осколки, и я больше не чувствую того уважение и трепета, который испытывала к нему в прошлом.
Нет больше той наивной и любящей Вари, которая готова была потакать его родственникам во всех прихотях, чтобы не провоцировать в доме скандалы. Но сейчас моя душа жаждет возмездия за все те адские месяцы, которые я провела в этом доме в качестве служанки.
Глеб спускается довольно быстро и посматривает на меня с опаской, заметив во мне ощутимые перемены. В лифте я смотрю на свое отражение в зеркале и удовлетворенно киваю. Выгляжу свежо, несмотря на дорогу, никто не сказал бы, что я плакала. Я постаралась ни слезинки не проронить, чтобы не показать предателям, как сильно меня ранила эта измена.
– Зину я выгнал. Час назад на автобус посадил до деревни.
Я молчу. Не показываю, что эти слова ранят. Может, он не понимает, но сам факт, что он бережно донес ей сумки до автовокзала и наверняка оплатил ей проезд, бьет в самое сердце. Там колет, но я не подаю виду. Месть – это блюдо, которое подают холодным, и я не собираюсь никого прощать. Ни ради жилья, ни ради ребенка. Главное, подготовить подушку безопасности и поступить, как настоящая мать. Позаботиться о своем ребенке и забрать то, что причитается нам по праву.
– Я передохну с дороги полчаса, а потом отвези меня на дачу к твоим родителям. Не хочу тебя видеть.
Насчет последнего я не лукавлю. Мне и правда противно смотреть на его раскаивающуюся рожу. Я сразу же вижу перед глазами ночную сцену, которую хотелось бы вытравить из памяти.
– На дачу? – удивляется он, но я не отвечаю.
– Плохо слышишь? Уши прочисти.
– Не груби, Варя, – цедит он сквозь зубы. Не нравится подобное обращение. Сразу же забывает, что он виноват передо мной и должен извиняться. Слишком раздутое эго и самомнение до небес. И как я раньше этого не замечала?
– А мать твоя знает, что ты сделал ночью? Или ты дождался, когда они уедут на дачу и решил сделать свои грязные делишки, чтобы мама свидетельницей не стала?
Прищурившись, я смотрю на мужа во все глаза, даже не моргая.
Я более чем уверена, что свекровь всё видела и подозревала, но она меня недолюбливает, так что явно рада будет тому, что ее сыну удалось сделать мне больно. Но я знаю ее слабое место, которым и воспользуюсь в свое удовольствие.
– Ты хочешь пожаловаться на меня родителям, Варя?
В глазах Глеба изумление, ведь он осведомлен, что со свекрами я не лажу.
– Жаловаться? Это не в моих правилах. Хочу отдохнуть на свежем воздухе, от тебя подальше. И твоя мать причитала, что на старости лет ей тяжко сорняки рвать, колени болят. Вот и помогу ей, чем смогу.
О да, “помочь” я собираюсь в лучшем виде, чтобы эта семья меня вовек забыть не смогла.
– Ты простишь меня, Варь? – сразу же смягчается Глеб и оттаивает, не ощутив в моем голосе подвоха.
Слишком встревожен тем, что я подам на развод, как угрожала ночью, оттого его бдительность спит.
– Посмотрим, – уклончиво отвечаю я и протягиваю руку. – Верни, будь добр, карточки. Мне нужно витамины купить для малыша и кое-какие вещи. Со дня на день рожать, а мы не оформили детскую.
– Но ты же говорила, что это примета плохая до родов вещи ребенку покупать.
– Я говорила? – усмехаюсь я, чувствуя горечь во рту.
Глеб не отвечает, ведь о многом в собственном доме был не в курсе.
В этот момент ему звонят, и он отвлекается. Судя по голосу в динамике, это свекровь.
– Что эта бездельница делает? Небось на диване валяется, а дома шаром покати?
Глеб кидает на меня взгляд, но я не отвожу свой, хотя раньше в такие моменты, когда его мать звонила ему и при мне же обесценивала мои труды и меня саму, мне становилось неловко и стыдно, а сейчас я понимаю, что эти эмоции испытывать я не должна. Это не я ведь оскорбляю людей, проявляя свою невоспитанность. Если уж кто лимита в этой семье, то уж точно не я.
– Нет, мама, у нас всё хорошо. Что-то случилось?
Глеб поджимает губы, как делает всякий раз, когда ему самому неудобно, и я едва не усмехаюсь. Ему впервые неудобно за свою мать. Сколько раз я слышала от него, что мне нужно всего лишь перетерпеть, она ко мне привыкнет и будет считать чуть ли не родной дочерью. На деле же, пока он пропадал в своем банке днями и ночами, я превратилась в этом доме в золушку, где никто не щадил меня даже во время беременности. Наоборот, свекровь, узнав о двух полосках, будто с цепи сорвалась, нагружая меня даже бесполезными бытовыми делами, о которых раньше и не вспоминала.
– Раз заняться нечем, пусть берет моющие средства и едет к нам. У нас тут пыль скопилась за сезон, отец расчихался, ты же знаешь, что у него астма. А беременной будет полезно на свежем воздухе поработать.
Глеб напрягается, судя по стойке, а вот я улыбаюсь, не удивленная тем, что даже уехав, свекровь нашла мне работу. Ей претит сама мысль, что у меня будет хоть одна свободная минутка.
– Нет, мама, Варя не будет убирать дом. Закажите клининг, если всё настолько плохо. Деньги я вышлю.
Я удивленно смотрю на мужа, который впервые не идет на поводу у матери, и внутри расплывается сожаление, что раньше он вел себя иначе. Ведь сейчас эти усилия уже не имеют значения.
– Мы скоро будем, Агафья Давидовна! – кричу я в динамик, а затем толкаю мужа в бок, чтобы пошевеливался, когда он кладет телефон в карман. – Но сначала заедем в питомник на окраине, Глеб. Он как раз по дороге в дачные массивы.
– Что ты задумала?
Глеб, может, и был какое-то время заторможен из-за чувства вины, но не дурак и перемены во мне замечает. Настораживается, но разгадать меня не может.
– Не чуди, Варь. Пообижайся, но недолго. Я ничего ужасного не сотворил ведь. Сходил разок налево, все мужики такие. Мать твоя всю жизнь так живет, уверила меня, что ты против не будешь. Ты ведь выросла в такой атмосфере и должна понимать, что я долго без женщины ходить не могу. У меня ответственная работа, как ни крути, но обещаю, больше ты подобного не увидишь.
Я смотрю в его наглые глаза и понимаю, что он ни капли не сомневается в том, что поступил верно и не обидел меня смертельно.
– Поехали скорее, Глеб, пока не стемнело.
Я выдавливаю из себя ледяную улыбку, стараясь держать подбородок ровно, чтобы не показать ему, как сильно меня потрясла его уверенность, что он не сделал ничего плохого.
Он еще несколько секунд смотрит на меня, словно пытается понять, что я чувствую и о чем думаю, но я стараюсь держаться максимально холодно. Хотя новость о том, что он говорил об изменах с моими родителями, потрясает. Впрочем, после того, как они меня выгнали, я уже не так сильно удивляюсь тому, что они за люди.
Глеб в конце концов подхватываю мою сумку и первым выходит из квартиры. Я же напоследок смотрю на свое отражение и едва не отшатываюсь, поражаясь произошедшим со мной переменам.
В зеркале вижу лишь болезненную гримасу, опущенные уголки губ и сгорбленные плечи. Отражается не молодая девушка, а глубоко несчастная старушка, пережившая предательство.