«Менять начертанное могут лишь боги…»
«Место твоего сына на Изнанке всех миров. Он будет равен богам…»
Я подняла взгляд на Альгидраса. Тот сидел на коленях, обхватив затылок руками и запрокинув голову. Его глаза были зажмурены, а на испачканном лице виднелись дорожки слез. Но он улыбался.
Остров снова тряхнуло раз, потом другой.
– От радости это тоже теперь будет? – дрогнувшим голосом спросил Миролюб.
– И от радости, и от печали, и от женской ласки, и от…
– Пора уже остановиться. Миролюб понял, – прервала я слабый голос Алвара и сжала его потеплевшую ладонь.
Эпилог
На берегу моря было сыро и промозгло. С воды мутной пеленой наползал туман, оседая на одежде и пробирая до костей.
Видимо, в результате стихийных бедствий что-то случилось с климатом, потому что за все время пребывания на острове я впервые наблюдала такую отвратительную погоду. А может, дело было в том, что сегодня здесь хоронили погибших, и остров это чувствовал.
После напряженных переговоров с родичами старейшины было принято решение хоронить всех в один день. Когда Алвар и Миролюб отправлялись в дружинный дом, я, признаться, не была уверена в хорошем исходе, потому что по закону Миролюба должны были судить за убийство старейшины. Не знаю, что повлияло: право ли Миролюба на месть за гибель побратима или же готовность Алвара решать разногласия силой, но, как бы то ни было, суд не состоялся, и теперь мы присутствовали на общем прощании.
Плоты со своими погибшими савойцы спустили на воду и подожгли первыми, и сейчас туман разрывало далекое зарево, невольно напоминавшее о том, как накануне горело море. Само море вернуло себе изначальный вид, и оставалось только гадать, выжил ли в нем хоть кто-то и не стало ли оно таким же, как Черное, где на глубине не было жизни вообще.
Церемония похорон не походила на ту, что мне довелось видеть в Свири. Тела павших воинов – кваров и словен – были уложены на связанных между собой плотах. Старейшину хоронили отдельно от остальных.
Берег был заполнен людьми, и атмосфера всеобщего горя давила на меня, не позволяя нормально вздохнуть. Мы с Димкой в группе савойцев стояли чуть в стороне от местных жителей, у самой кромки воды.
Аэтер во мне против воли считывала эмоции окружающих, и я не могла ничего с этим поделать. Слишком много боли, горя, страха и ненависти было здесь. Вряд ли жители острова понимали, что вчера они оказались на волосок от гибели. Однако не нужно было обладать аэтер, чтобы видеть, что в произошедшем они винят Алвара, который, потеряв в бою почти всех своих людей, вернулся в деревню с новым, невесть откуда взявшимся войском, и Грита, который спутался с чужаками, едва не погубив этим весь остров.
Грита тоже хоронили отдельно, и плот с его телом стоял сейчас на берегу рядом с нами.
У меня уже не осталось сил на слезы. Они закончились, когда от берега уходили пылавшие плоты с телами савойцев, а сидевший на земле Алвар обнимал Димку и убеждал его, что Алиш обязательно увидит дельфинов, что там, куда он отправился, много-много дельфинов и когда-нибудь, когда Дима станет старым-престарым, они обязательно еще встретятся и им будет о чем поговорить. Все это время перстень Алвара полыхал красным. Поэтому сейчас, глядя на Гриту, сидевшую у плота, я не плакала, а пыталась придумать, как уговорить девочку отпустить руку отца. Зареванный Димка топтался за спиной Гриты, и я по-прежнему не была уверена, стоило ли позволять ему присутствовать на похоронах, но Альгидрас с Алваром были непреклонны: мужчина должен отдать дань уважения павшим и его нельзя лишать этой возможности. С одной стороны, мне хотелось уберечь сына от лишней боли, а с другой – я признавала их правоту, ведь ему в любом случае придется теперь жить по законам этого мира.
К плоту старейшины подошла Альмира в алом траурном платье, и Альгидрас замер рядом со мной. Альмира под ропот толпы положила венок из неизвестного мне растения к ногам мужа. Я вспомнила похороны в Свири. Не ждали ли от нее того, что она взойдет на плот вслед за погибшим? Но, как бы то ни было, Альмира вернулась к людям, и Альгидрас наконец выдохнул.
Альтей подал зажженную стрелу одному из родичей старейшины, и тот, дождавшись, пока плот отплывет от берега, выстрелил в ворох сложенной на нем соломы. Заготовленная солома успела отсыреть от тумана, но загорелась быстро и ярко, и это случилось явно не без помощи Алвара.
Альгидрас присоединился к стрелявшим в общий плот, на котором хоронили и кваров, и словен, поскольку Миролюб выстрелить из лука не мог. Местные не возражали, однако вряд ли делали это из уважения к погибшим.
Я до последнего ожидала, что кто-нибудь еще подойдет проститься с Гритом, но, кроме его воинов, к нам подошли лишь один из его двоюродных братьев с семьей и Грана с Хелией. Грана, сгорбившаяся и поникшая, молча стояла у плота, глядя то ли на Грита, то ли на его дочь. Не знаю, верила ли она в то, что ее внук едва не погубил остров, но нас она явно считала теми, кто навлек на всех беду.
– Пора, – негромко сказал Алвар, и Альгидрас осторожно взял Гриту за плечи.
Девочка начала суетливо поправлять на плоту венки из трав, переложила поближе к руке отца нож, на рукоять которого был намотан шнурок с бусинкой, прежде украшавшей ее волосы.
– Может быть, ей хочется что-то взять на память? – предположила я.
Миролюб бросил на меня внимательный взгляд, а потом, склонившись над плотом, снял с запястья Грита кованый браслет и протянул его девочке. Грита испуганно замотала головой и принялась объяснять, что воину без него нельзя: это родовой символ. Тогда Миролюб протянул мне руку:
– Этот подержи, а мой сними.
Альгидрас забрал у него кварский браслет, а я поспешно разжала браслет на запястье самого Миролюба. Тот взял его из моих рук и надел на Грита, а потом решительно перехватил ладошку настороженно глядевшей на него девочки.
– Отпусти его. Пора, – сказал Миролюб и отвел ее в сторону.
Альгидрас передал девочке браслет отца, и она, вцепившись в него обеими руками, подошла поближе к Димке, хотя я ожидала, что она направится к Гране.
Алвар и Миролюб столкнули плот в воду. Один из воинов Грита поднял зажженную стрелу, но плот загорелся еще до того,