Я обернулась и не поверила своим глазам. Павел Николаевич почти не изменился за прошедшее время. Был все так же свеж, харизматичен и, судя по кольцу на пальце, по-прежнему женат.
– Здравствуйте, Надежда. Безумно рад вас видеть, – с улыбкой произнес он и скользнул взглядом по моему животу, но, к счастью, заострять внимание на этом не стал. – Вы одна?
– Нет, с подругой. – Я поискала взглядом Ольгу, но та куда-то пропала.
В голове билась мысль о том, что Павел Николаевич, разумеется, заметил мою беременность. И отсутствие обручального кольца наверняка тоже заметил.
– Вы не против, если я составлю вам компанию, пока ваша подруга не вернется? – все так же радушно улыбаясь, спросил он и слегка приобнял меня за плечи.
Я, вновь попавшая под каток его обаяния, была не против. И как-то так вышло, что неожиданно для самой себя я рассказала ему правду. Нет, разумеется, не о Свири, а о проблеме с родителями, о моем отказе от выгодной партии и об испорченной репутации. Он выслушал на удивление серьезно, а потом вдруг сказал:
– Терпеть не могу абстрактное искусство. Оно прячет истину.
Я вежливо кивнула, пожалев о своей неуместной откровенности, а он добавил:
– Вы все правильно сделали, Надежда. И у вас все обязательно получится.
Ольге он сразу понравился. Я познакомила их на той самой выставке. «Импозантный», – заметила она.
С Леной вышло иначе. «Скользкий тип», – заявила та, когда Павел Николаевич, с которым мы как-то незаметно начали общаться, приехал ко мне без предупреждения и привез ортопедическое кресло, хотя о том, что от долгого сидения за ноутбуком на кухонном стуле у меня адски болит спина, я не говорила ни одной живой душе.
Принимать такой дорогой подарок было неловко, но Павел Николаевич обезоруживающе улыбнулся:
– Считайте, что это награда за то, что я спихнул вам двух необучаемых школьников. Мучился с ними почти два года, а теперь вздохнул с облегчением.
В его словах был смысл, потому что некоторое время назад он вправду предложил мне начать зарабатывать репетиторством онлайн и даже обеспечил меня учениками. И вот среди этих самых учеников действительно были два мальчика, мамы которых отчаянно хотели видеть сыновей англоговорящими, а мальчишкам на английский было откровенно плевать.
– Почему скользкий? – с недоумением спросила я у Лены, усаживаясь в кресло, которое оказалось невероятно удобным и будто для меня созданным. Павел Николаевич к тому времени с нами уже распрощался.
– Клинья к тебе подбивает, а у самого кольцо на пальце.
Меня этот момент тоже смущал, потому что его участие в моей жизни вправду выглядело странно, но ни одного повода принять его дружеское отношение за что-то большее не было. О личном мы не говорили. Лишь однажды он спросил об отце моего ребенка, на что я ответила, что мы не можем быть вместе по объективным причинам, но это не мешает мне его любить. Павел Николаевич этот ответ принял, и, что удивительно, в его поведении ничего не изменилось. Он был все так же внимателен, оставаясь при этом в рамках приличия.
Потом родился Димка – и все встало с ног на голову. Беременность сама по себе изменила мою жизнь до неузнаваемости. Сперва я была вынуждена отказаться от командировок, потом – от переводов на выставках, потому что на большом сроке это стало физически тяжело, а вскоре и вообще перешла на удаленную работу, и это не могло не сказаться на зарплате. Поэтому, если бы не предложение Павла Николаевича и не то, что он решил вопрос с поиском учеников, мне пришлось бы туго. Подруги, разумеется, были готовы помочь, но я не хотела становиться для них обузой. Я надеялась, что стоит Диме родиться, как я смогу частично вернуться к привычной активности. Отчего-то материнство представлялось мне эдакой красивой глянцевой картинкой: мы весело агукаем, и вот он уже засыпает, а я спокойно работаю или занимаюсь домашними делами.
Реальность показала, что я была слишком наивна. Первые полгода Димка плохо спал, и в минуты отчаяния я не раз и не два поминала «добрым» словом его горе-папашу, который вот так запросто переложил на меня ответственность за нашего общего ребенка. Если бы не Лена, которая периодически оставалась ночевать, я бы точно свалилась с нервным истощением от недосыпа и голода. Питание оказалось отдельной проблемой. У Димы началась аллергия буквально на все. В итоге к его шести месяцам я ела только гречневую кашу с куриной грудкой, а он все равно орал как резаный и мучился то коликами, то диатезом. Я разрывалась между жалостью к сыну, жалостью к себе и боязнью не справиться, потому что отложенные на черный день деньги таяли с катастрофической скоростью, а проводить онлайн-занятия в такой обстановке было невозможно.
Дошло до того, что я позвонила маме и спросила, не может ли она изредка сидеть с Димкой вечерами, чтобы я могла работать, но мама ответила, что не может. И в общем-то, имела на это право: рожать ребенка без мужа и достаточной финансовой подушки было моим решением.
Однажды Лена спросила, не жалею ли я о том, что оставила Димку. Мне даже не пришлось задумываться над ответом. Как я могла жалеть? Он был рядом, улыбался, крепко держал меня за палец и смотрел так внимательно, что я начинала понимать всех тех, для кого материнство становится смыслом жизни. Я только от всей души надеялась, что сохраню рассудок до того момента, когда он чуть повзрослеет и нам с ним станет полегче.
За несколько недель до рождения Димки Павел Николаевич перестал появляться в моем доме. Он как-то признался, что ему сложно видеть маленьких детей. Насколько я поняла, у них с женой произошло несчастье. О подробностях он не распространялся, а я не расспрашивала. Просто вздохнула с облегчением, потому что не готова была в данный момент ни принимать, ни отвергать чьи-либо ухаживания.
Когда мы с сыном выписались из роддома, Павел Николаевич прислал в подарок автоматические качели и развивающий коврик. И то и другое Димке понравилось. Мне же вновь стало неловко. Я даже позвонила ему, чтобы отказаться, но он попросил не обижать его. При этом его голос звучал так спокойно и уверенно, что я сдалась.
Вечерами, лежа в постели и слушая сонное сопение Димки, я думала о том, что, пожалуй, могла бы связать свою жизнь с таким положительным во всех отношениях человеком, если бы не… Препятствий было несколько.
Он не скрывал своего семейного положения, мог между делом заметить, что его супруга