Завтракала я у него на коленях. Он кормил меня кусочками мягкого хлеба и фруктов, и я позволяла ему это, чувствуя себя странно беззащитной и… защищённой. И мне становилось очень тепло от его настойчивой заботы.
Даже сама, поддавшись порыву взяла кусочек фрукта и поднесла к его губам.
Его глаза вспыхнули и, неотрывно глядя мне в глаза, он взял его губами, умудрившись поцеловать мои пальцы.
Когда мы закончили с завтраком, Рэналф снова поднял меня на руки и перенёс в глубокое кресло у камина, усадив к себе на колени и укутав пледом.
Я смотрела на огонь, прислушиваясь к ровному стуку его сердца.
— Мы разве не поедем? Во дворец? — тихо спросила я.
Его рука, лежавшая на моём плече, слегка сжала его.
— Сейчас идёт массовая зачистка всех их нор, — ответил он, и в его голосе зазвучала знакомая сталь. — На дорогах неспокойно. Здесь мы под защитой армии. А я… — он сделал паузу, и его объятия стали чуть крепче, — я тебя из рук не выпущу. Пока не буду уверен, что ты в порядке. Окончательно.
От его слов по телу разлилось странное, щемящее тепло. Но вместе с ним поднялся и тот самый вопрос, что исподволь терзал меня давно. Вопрос, от которого я отмахивалась, и на который я на самом деле очень боялась услышать ответ.
Я сделала глубокий вдох, набираясь смелости.
— Рэналф… — начала я, глядя в огонь, чтобы не видеть его лица. — Почему я? Почему ты на самом деле женился на мне?
Глава 46. Откровенность
Я чувствовала, как от моего вопроса он напрягся.
Рэналф ответил не сразу.
— В лесу, когда мы впервые встретились, — наконец заговорил он, — когда я увидел тебя в разорванном тюке… ты смотрела на меня так… Да, в твоих глазах было много страха. Но ещё и ярость. Очень знакомая мне. Несломленность. Даже магический артефакт в пыль разнесла, пытаясь спастись.
Его голос приобрёл непривычную, раздумчивую мягкость
— Да, я сначала подумал, что ты из пташек. Но… — он запнулся, вызвав у меня улыбку тем, что подавил ругательство. — Но Нея, как же ты была красива в тот момент. Хрупкая, с этими глазищами нереальными. Поцеловал. А ты начала отстаивать себя.
Рэналф усмехнулся и запустил пальцы в мои волосы.
— А потом ещё и твой вихрь… Сразила меня наповал. Моя нежная, такая стойкая и сильная красавица. Тебя хотелось защищать от всего мира. Но я начал с того, что начал защищать тебя от самого себя.
Я затаилась, чувствуя, как он нежно перебирает мои волосы, всей кожей, всей сутью вбирая его откровенность.
— Нея, я прожил жизнь в битвах и политике. Я видел всякое. И я узнал в тебе того, кто тоже познал боль, потерю и одиночество. Кто скрывает за внешней хрупкостью огромную, дикую силу. Ты была… другой. Не такой, как все. Не такой, как они. И да, твой дар был частью этого. Частью тебя. Когда ты переместилась ко мне, я понял, что уже никому тебя не отдам. Поэтому женился. Продолжая защищать тебя.
Его слова падали в тишину комнаты, как тяжёлые, тёплые капли, смывая остатки моих сомнений в его чувствах ко мне.
Но всё же один вопрос, самый главный и самый страшный сидел занозой в сердце. Я заставила себя поднять голову, чтобы встретиться с его взглядом.
— А когда ты пришёл за мной… в ту пещеру… — мои губы едва слушались. — Ты пришёл из-за меня? Или… из-за моего горного дара?
Он смотрел на меня, и в его глазах не было ни капли уклончивости. Только пугающая прямота.
— Я пришёл за тобой, Неяра, — произнёс он твёрдо. — За своей женой. За женщиной, которая принадлежит мне. Если бы ты была самой обычной, без единой искорки магии в крови, я всё равно выжег бы дотла все горы, чтобы найти тебя.
Его слова принесли такое облегчение, что у меня перехватило дыхание. Он пришёл за мной. Не за носителем дара. За мной.
Я прильнула к нему, чувствуя, как его рука легла мне на затылок, крепко прижимая к себе.
— Ты моя, — прошептал он в мои волосы. — И я никому и никогда не отдам тебя. Ни людям. Ни судьбе. Никому.
Он молчал, глядя в огонь, и я молчала, прислушиваясь к биению его сердца под щекой.
Когда он снова заговорил, я буквально окаменела от услышанного.
— Я лишь однажды в жизни любил, — его голос прозвучал глухо. — Давным-давно. Она была для меня всем.
Я снова посмотрела на него. Его лицо оставалось неподвижным, каменным, но в глазах, отражавших пламя, плескался целый океан давней боли и обжигающей ярости. Он смотрел в огонь, но видел, должно быть, что-то совсем другое.
— Дарина, — наконец произнёс он. — Так её звали. Имя, которое я запретил себе произносить. Запретил себе вспоминать.
Рэналф рассказывал ровным, монотонным голосом, будто докладывал о боевой операции.
Как они поехали вдвоём на прогулку, надеясь провести тихий день. Как из леса вышли наёмники — не разбойники, как все думали, а профессионалы, чересчур хорошо вооружённые для простого ограбления. Как сначала они пытались захватить их живыми, а потом, когда что-то пошло не так, приказ сменился. Убить.
Рэналф тогда был молод, слишком громко заявлял о себе на поле боя и при дворе. Растущий авторитет мешал их планам по дискредитации только взошедшего на престол Дамиана.
Убить Рэналфа не смогли, но убрать женщину, в которую он был влюблён... Этим они надеялись сломать его и лишить брата его главного клинка. Они не знали, что этим лишь выковали его острее.
— Я сражался с ними, — его пальцы непроизвольно сжались на моём плече, не больно, но чувствительно. — Их было слишком много. Даже для меня. Ещё молод был. Не так опытен. Я… отвлёкся на секунду. Один прорвался к ней.
Он замолчал, стиснув зубы так, что раздался скрежет.
— Я добрался до него, когда он уже нанёс удар. Она умерла у меня на руках. Я ничего не мог сделать. Ничего.
Тишина повисла снова, густая и тяжёлая. Он смотрел в огонь, и мне казалось, я чувствую, как то давнее пламя, в котором он сжёг тех наёмников, до сих пор горит где-то глубоко внутри него.
— Я поклялся себе, что никогда больше не полюблю, — он произнёс с ледяной отчётливостью. — Был уверен, что никогда не полюблю. Мне казалось, я умер вместе с ней.
Он медленно повернул ко мне голову, и его янтарные глаза, полные