— Но оказалось, не умер. И остался способен любить.
Его рука поднялась, и он коснулся кончиками пальцев моего лица, будто проверяя, реальна ли я.
— Я полюбил тебя, Нея. Люблю тебя.
Я замерла, не в силах пошевелиться, не в силах вымолвить ни слова.
Его слова будто выжгли воздух из лёгких. Он смотрел на меня, и в его глазах я читала суровую, выстраданную правду, которую он, наконец, облёк в слова.
И тогда во мне будто плотина обрушилась. Стена страха, недоверия и сомнений, что всё же оставалась во мне, рассыпалась в прах под тяжестью его слов. Под тяжестью той боли, что он только что мне открыл.
Слёзы, которые я пыталась сдержать, хлынули ручьём, но это были не слёзы жалости. Это было облегчение. Очищение.
— Я… — мой голос сорвался на шёпот, — я тоже… Я тоже тебя люблю, Рэналф. Очень-очень люблю.
Мои слова прозвучали едва слышно, но его глаза вспыхнули глубинным, сокровенным светом, который я видела в них впервые.
Его лицо оставалось серьёзным, почти суровым. Но в нём появилась какая-то новая, невероятная мягкость.
Ничего мне не сказал. Он просто притянул меня к себе. Я прижалась к его груди, чувствуя, как бьётся его сердце. Учащённый, живой ритм. В нём я слышала эхо его слов. Рэналф любит меня…
Мы сидели так, кажется, целую вечность. Пламя в камине потрескивало, отбрасывая танцующие тени на стены, а мир за стенами этой комнаты с его опасностями и заговорами перестал существовать.
Были только мы. Его руки вокруг меня. И тишина, наполненная тем, что наконец-то было сказано вслух.
Не отследила момент, когда это произошло. Просто я вдруг осознала себя, глядя в его глаза. Его большие ладони бережно держали моё лицо.
— Любимая моя, — тихо произнёс он так проникновенно, что у меня слёзы снова пролились.
Он провёл большими пальцами по моим щекам, стирая мокрые дорожки.
— Я боялся признаться даже самому себе. Боялся, что иллюзия. Что я придумал тебя. Но ты… ты настоящая.
Он наклонился, и легко коснулся губами моих губ.
— Ещё раз, Нея. Не из-за горного дара. Не из-за моего прошлого. Из-за тебя. Я за тобой шёл. Всё горы стёр бы в порошок, но освободил бы тебя, — его голос приобрёл знакомые стальные нотки. — Ради тебя я превращу в пепел целые королевства, моя Нея.
Я подняла руку и накрыла его ладонь, прижатую к моей щеке.
— Мне не нужны королевства в пепле, — прошептала я. — Мне нужен только ты. Живой. Здесь. Со мной.
На его губах дрогнуло подобие улыбки.
— Это я тоже могу обещать.
Глава 47. Мир
Два дня в охотничьем доме пролетели как один миг, наполненный тишиной, трепетной нежностью и страстью, что разгоралась с новой силой, теперь не тая в себе ни капли страха или неуверенности.
Его прикосновения были привычно властными, и бесконечно бережными, словно он заново открывал каждую частичку моего тела, а я училась отвечать ему без тени стеснения.
Когда мы вернулись во дворец, жизнь обрела новую, спокойную размеренность. Королева Лея, как и обещала, взяла меня под свою опеку. Мы сдружились и проводили прекрасные дни.
Но идиллия длилась недолго. Рэналф и Дамиан вышли на окончательный след заговорщиков.
Пришло время действовать. Рэналф возглавил карательную экспедицию. В день его отъезда он держал меня так крепко, будто хотел вдавить в себя.
— Вернусь, — коротко бросил он.
Я осталась с Леей. Мы проводили дни вместе, пытаясь отвлечься работой в мастерской, но тревога за наших мужей витала в воздухе. Мы поддерживали друг друга. Её спокойная сила стала для меня опорой.
И они вернулись. С победой. Заговор был разгромлен, его корни выжжены дотла.
Рэналф, держа меня в объятиях, наконец, счёл возможным рассказать мне всё.
Оказалось, первое нападение на наш дом три года назад было не попыткой похищения, а жестоким экспериментом. Они пытались пробудить мой дар через страх и боль, убеждённые, что это разбудит спящую силу.
Когда метод не сработал, они перешли к выжидательной тактике, предпочитая следить за мной из тени.
Но известие о том, что я неконтролируемо перенеслась к генералу, убедило их в реальности моего дара, и они бросили всё, что было, чтобы забрать меня.
Он рассказал и о судьбе Элоизы. После жёсткого магического допроса Рэналфа, Элоиза выжила. Только стала очень тихая и смирная. Идеально послушная.
Элоиза оказалась пешкой, соблазнённой обещанием выгодного брака. Её роль свелась к демонстрации веера в нужный момент. Она не знала, что произойдёт, думала, что это дворцовая шутка.
Рэналф не стал уничтожать глупую девчонку. Нашёл ей блестящую партию: строгого губернатора в самой глухой провинции.
Говорили, её смиренный вид и тихий нрав, появившиеся после допроса Рэналфом, пришлись её мужу по душе. Так что обещание заговорщиков сбылось. Она удачно вышла замуж, но навсегда исчезла со столичной сцены.
Мой грозный муж не стал скрывать от меня ни крупицы правды. Лаборатории заговорщиков, которые они нашли, были настоящим адом.
Другие носители горного дара оказались беднягами, на которых годами ставили чудовищные опыты, пытаясь искусственно вызвать или усилить горный дар.
Все из них были лишь тенью моего дара или Леи. До королевы они не могли дотянуться, их единственным шансом была я. Эталоном, естественным и полным носителем, ради обладания которым они были готовы на всё.
Ирония судьбы заключалась в том, что нити, ведущие к заговорщикам, потянулись в том числе и от моего бывшего управляющего.
Допрашивая его, Рэналф выяснил, что тот был не просто вором, а агентом, внедрённым в моё хозяйство с чёткой целью — разорить имение, сделать меня максимально уязвимой и зависимой от короны, чтобы в нужный момент похищение не встретило никакого сопротивления.
Обнищавшую и одинокую графиню было бы куда проще выкрасть, не вызывая лишних вопросов. Возможно, меня даже взял бы замуж один из высокопоставленных заговорщиков. И тогда я в замужестве служила бы их целям.
Теперь же все корни заговора были вырваны. А делами Кальер занимался доверенный человек, да и я сама с удовольствием занималась этими вопросами. Очень уж мне это нравилось.
Мы стали жить во дворце. Пока Дамиан и Рэналф занимались своими важными делами, я часто проводила в мастерской Леи, где пахло лунным минералом, металлом и магией. Лея, с её бездонными синими глазами и мудрой улыбкой, терпеливо объясняла природу моего дара.
— Это не проклятие, Нея, — говорила она, проводя рукой над мерцающим кристаллом, который отзывался ей тихим, мелодичным звоном. —