Да, в книгах писалось об истинных парах, но это была ошибка. Душа выбирала душу, а не тело. Это не разглашалось, ведь иногда удобно было вводить людей в заблуждение.
Она заморгала, губы задрожали, (и демона кольнула совесть, ведь видеть Софи плачущей для него было невыносимо) но вместо покаяния вырвалась истерика:
— Ты врёшь! Ты обязан! Ты принадлежишь мне!
Сходство с Лайлой тут же хлестнуло по лицу, даже дрожь пробрала. Раньше он такого за своей Софи никогда не замечал. Его ведьма сперва шипела, как дикая кошка, но стоило проявить поддержку, подарить тепло и накормить, как становилась ласковой и урчащей. Ещё она всегда искрилась упрямством, а иногда и шалила, доводя его до кипения.
Но он хотел быть уверен, что действительно влюбилась, ведь привязывать к себе насильно, просто заявив, что они — пара, не мог себе позволить. Его Софи была свободолюбива и могла дать снова по носу, сбежав, но в этот раз — от него.
Зефирос резко вдохнул, будто сам её услышал насмушливый фырк его пары, и на его лице появилась ухмылка. Хищная, злая и почти облегчённая.
— Моя Софи где-то здесь, — тихо сказал он. — Верни мне её.
Зефирос не хотел видеть рядом с собой копию Лайлы. Он не собирался подыгрывать или решить всё мягко. Да и притворятся, что влюблен, он не мог. Демоны не терпели фальши, в отличии от драконов.
И, не дав противной Софи, чья душа была подобна болоту — клубилась темной вязью и воняла, договорить, он щёлкнул пальцами. В воздухе материализовалась та самая сковородка — тяжёлая, верная, как часть их собственной истории.
Дракон, которого он и родичи пытали, просил бить чем-угодно, но не сковородкой. И это вызвало у демонов как удивление, так и восторг.
— Что… что ты делаешь⁈ — завизжала Софи, отползая подальше. Ещё одно доказательство, что перед ним фальшивка. Не ту, что выбрало его сердце.
— Вытаскиваю свою истинную, — спокойно ответил он. И с наслаждением опустил сковородку ей по голове, мысленно уверяя себя, что потом извинится и загладит вину. Он не знал почему решил, что это поможет. Просто так подсказала интуиция, хотя это и было максимально глупо и наивно.
Гулкий звон разнёсся по комнате, и мир будто дрогнул. Тело дёрнулось, истерика оборвалась на полуслове — и в следующую секунду Софи проморгалась и уставилась на него, держась за голову.
И вот — она. Настоящая. Его Софи.
Она смотрела на него круглыми глазами, вцепившись в его рубаху, живая, тёплая, такая родная.
— Охренеть… — выдохнула она, оглядываясь и вцепившись в его рубаху. — Ты что, реально только что меня сковородкой воскресил? — в её голосе было неверие и дикое веселье. Она была растеряна, но в тоже время и довольна.
Он засмеялся. Настоящим, глубоким смехом, полным облегчения. И прижал её к себе так сильно, будто собирался больше никогда не выпускать её из своих рук.
Зефирос не выдержал. Смех рванул из груди, хриплый, глубокий, больше похожий на рычание, чем на радость. Он прижал её к себе так, что ей могло не хватить воздуха, но он не мог ослабить хватку. Не мог. Каждое биение её сердца под его рукой казалось чудом.
Он осыпал её поцелуями, будто боялся, что если остановится — она снова исчезнет: лоб, щёки, нос, скулы, пальцы, даже уголок губ. Губы дрожали, дыхание сбивалось, но он продолжал — жадно, отчаянно.
— Я думала, тебе понадобится время, что всё понять, — обвив его шею руками, протянула она, внимательно вглядываясь в рубиновые глаза.
Зефирос хмыкнул и чмокнул в нос.
— Я полюбил тебя, — его голос ломался, но в каждом слове горело клятвенное обещание. Поцелуй в щёку. — Твой характер. — Второй поцелуй, горячий, чуть дольше. — Твою душу. Так разве мог я спутать требовательную истериску с тобой? — и наконец — губы к губам, крепко, уверенно, будто ставил печать.
Софи явно была довольна ответом и сама прижалась к нему поближе. В её карих глазах заплясали озорные искры — такие же, какие он видел каждый раз, когда она собиралась его дразнить и доводить до белого каления, а потом строить из себя саму невинность.
— Дорогой, — от этого слова у него внутри всё сжалось, будто сердце ухнуло куда-то вглубь. — Надеюсь, ты больше не будешь играть со мной в «Возбудим и не на дадим»?
* * *
Зефирос замер. Секунду просто смотрел на неё, а потом хрипло рассмеялся и облегчённо выдохнул. Смех дрогнул в его груди и стал похож на рык.
Вот она — его ведьма, его прелесть, что две недели пытала его выдержку и выводила из себя.
— Конечно, нет, — пообещал он низко, его голос был густым, как мёд, но в нём сквозило звериное напряжение. — Я буду делать всё, что захочешь. Всегда.
Софи одобрительно замычала и сама его поцеловала. Жадно. Нетерпеливо.
Он не стал больше сдерживаться — рука скользнула по её талии, улавливая каждую линию, и пальцы, будто впервые картографируя родную карту, провели по изгибу бедра. Софи замычала с удовлетворением, затем провела губами по его щеке, аккуратно — словно проверяя температуру на грани дозволенного.
Поцелуй начался тихо, но быстро стал глубоким и требовательным: губы искали, ловили и не выпускали. Язык их встретился, дыхание смешалось — и мир сжался до узкой полоски света вокруг их тел. Он целовал её с таким напряжением, будто в каждом прикосновении решалась судьба, и Софи отвечала тем же: голодом, который был одновременно нежностью и вызовом.
Его руки не просто держали — они держали её как святыню, но с таким жаром, что хотелось плакать от благодарности. Каждый их вздох рвал ткань реальности чуть тоньше, оставляя после себя только их двоих и пульсирующее тепло.
И в этот момент Зефирос понял: теперь он выполнит своё обещание до конца. Он даст ей именно то, что однажды в шутку пообещал — истинное удовольствие, как и подобает приличному демону.
И в тот миг, когда их сердца бились в одном ритме, в груди Зефироса вспыхнула сила. Не заклинание — нечто большее. Магия самой связи, древней и первозданной, ожила между ними. Она отозвалась в каждой клетке, в каждом вдохе, и Софи почувствовала её так же отчётливо, как чувствовала его дыхание у своего лица.
Это было не похоже ни на одно заклинание, ни на боевой ритуал. Это было огнём, что сжигал, но не причинял боли. Светом, который разгонял тени прошлого. Их души соприкоснулись, и от этого прикосновения в