Она знала: это и есть то, о чём писали в древних книгах, то, во что многие не верили. Истинные.
Не тело, не случайность — душа, которая нашла свою пару.
Зефирос дрожал, целуя её снова и снова, будто пил жизнь с её губ. Он шептал слова на родном языке демонов — низкие, раскатистые, полные той дикости, которую невозможно было перевести. Но Софи не нужно было понимать смысл — она чувствовала, что каждое слово значит «моё», «любимая», «единственная».
И когда он, наконец, оторвался на миг, прижимая её лоб к своему, его голос прозвучал срывающимся хрипом:
— Ты моя. Душой, телом, магией. Навсегда.
И в тот миг мир вздохнул вместе с ними. Воздух вокруг задрожал, стены отразили их жар, словно резонанс двух камертонов. Её магия и его сила сплелись в единый поток, и это не было похоже на рабскую связь или проклятие. Это было торжеством свободы — их свободной воли быть друг с другом.
Она рассмеялась сквозь слёзы, потому что в груди рвалось нечто огромное, необъятное, сладкое. Она впервые за всё время ощутила себя целой. Завершённой. И знала — теперь никакая сила в мире не сможет их разделить.
Зефирос поймал её смех губами, превратил его в поцелуй, и этот поцелуй стал печатью. Их клятвой. Их истиной.
И мир принял её. Их.
В это же время по всему особняку пронёсся гул с вибрацией — всплеск силы, такой яркий, что стены задрожали. Где-то в глубине послышался звон, как будто треснул кристалл и стало зарождаться нечто новое, тайное и прекрасное.
Его родные, что сидели в это время в зале и трапезничали, разом замерли и — глаза рубиновым пламенем вспыхнули в унисон. Они чувствовали, что произошло.
— Так и должно быть, — глухо сказал старший брат, сдерживая дрожь в голосе. — Они закрепили свою связь.
— Лапуля сделала свой выбор, — добавила сестра, на губах которой мелькнула гордая улыбка. Она уже накупила кучу нарядов, которые собиралась подарить милой Софи.
Женщина постарше опустила дрожащие ресницы, чтобы скрыть наворачивающиеся на глаза слёзы. Не только её сын, которого она могла лишь чувствовать издалека, вернулся — это было величайшей радостью, но ещё и нашёл свою истинную, хотя это было редкостью, но потому и считалось величайшим даром.
А старейшина семьи, чей взгляд обычно приковывал к полу, тепло произнёс, расслабленно откинувшись на спинку стула:
— Пусть же теперь весь мир знает, что истинная демона — не игрушка, не слабость, а сила, — этой фразы стукнуло по камням дома — и казалось, сам их древнейший дом согласился с ними.
И в тот миг в воздухе будто закрепилось обещание: никто и никогда не посмеет отнять её у него.
Глава 10
Я проснулась не от криков, не от боли, не от огня.
А от запаха.
Такого родного и обволакивающего, что захотелось мурлыкать. Сладкая выпечка, лёгкая ваниль, обжигающе-сладкий привкус, который был только у одного демона на свете. Моего.
Открыв глаза, я увидела его — Зефирос стоял возле кровати с подносом. Пироги. Маленькие, румяные, такие, что только из печи.
— Ты уже успел? — я приподнялась на локтях, не веря. — Когда умудрился от меня ускользнуть?
— Конечно, ты же любишь такое на завтрак, верно? — его голос бархатной лентой касался кожи, вызывая мурашки и обжигающее желание снова накинуться на него с поцелуями.
Я взяла пирожок, откусила… и закрыла глаза от удовольствия.
— Всё. Можешь меня больше не соблазнять, я уже вся твоя.
Он ухмыльнулся так, что у меня жар пошёл по коже.
— Я, как приличный демон, буду вовек тебя баловать и… доставлять удовольствие.
Я только довольно чмокнула его в щёку и продолжила жевать, с трепетом думая о том, что теперь каждый день, каждый миг — мы можем провести вместе.
Но вот его родня… она меня поражала, и в то же время я чётко видела, в кого он пошёл не только внешне, но и по характеру.
Быт с демонами оказался удивительно… милым. Их «опекать» означало буквально носить меня на руках. Старшая сестра тащила платья, нижнее бельё и шкатулки с украшениями, каждый раз утверждая, что «это подчёркивает твою красоту». Брат угрюмо приносил фрукты и заставлял есть их «для восстановления магии», даже если я была сыта по горло. А мать Зефироса всё пыталась научить меня, как завязывать волосы так, чтобы «он умирал от вида».
— Вы меня откормите и замучаете, — жаловалась я, а Зефирос, устроившийся рядом, только мурлыкал:
— Вот и отлично. Тогда точно от меня не сбежишь, — урчал и целовал меня то в плечо, то в висок. Он напоминал довольного кота. Но я бурчала только для вида, а внутри слегка дрожала от волнения и неверия, что все эти прекрасные создания — теперь моя семья.
Лишь спустя месяц, когда моё здоровье было полностью восстановлено, я решила поинтересоваться за семейным ужином, что же случилось с драконом.
— Его не убили, — сказал старший брат, подкладывая мне ещё мяса в тарелку. То, что там уже была гора всего — каждого мне что-то подсовывал — его не смущало. В рубиновом пламени его глаз не было и тени сожаления. — Но лишили всего. Его изолировали в глуши, где нет ни роскоши, ни слуг.
— Мы были против того, чтобы его убили, — лениво произнёс отец, откидываясь на спинку кресла. В его голосе была та хищная небрежность, от которой по спине пробегали мурашки. — Смерть — слишком лёгкая награда для такого наглеца.
Сестра, поправляя прядь чёрных волос, усмехнулась кровожадно-мило:
— Теперь он живёт в глуши. Без титула, без денег, без власти. Его истинная плевалась и визжала, ведь только ради золота была с ним. Дракону это страшно не понравилось, и он привязал её к себе магическими кандалами, чтобы не сбежала. Теперь пусть живут, как собаки на цепи. Ненавидят друг друга, но разойтись не могут.
Я задумчиво прожевала своё мясо и зазубоскалила.
— Так им и надо, — ну а что? Мне их не было жаль, ведь получила за то, что творили со мной.
Зефирос посмотрел на меня с тенью усмешки, накрыв мою руку своей:
— Моя хорошая. Знал, что ты оценишь, — поцеловал костяшки моих пальцев. — Мы всего лишь сделали так, чтобы он медленно гнил в собственной клетке.
— И не в одиночку, — подхватила сестра. — Его истинная будет напоминать ему каждый день, что даже в «своей паре» он потерпел крах.
Отец, допив вино, добавил тихо, но так,