С плеч словно рухнул камень, который я таскала последние дни. Я чувствовала, как напряжение уходит, как все тело наполняется легкостью. Внутри поднялась волна радости и облегчения такой силы, что мне хотелось кричать, смеяться, распахнуть окно и поделиться с миром тем, что я справилась.
И в то же время первым же порывом было поделиться этим с кем-то, кто поймет. С тем, кто был рядом все это время. Я инстинктивно обернулась к двери. Несколько секунд смотрела на нее, будто за ней стоял человек, которому я готова броситься в объятия с этой новостью. Но дверь оставалась такой же темной и неподвижной. Комната Дани тоже была плотно закрыта, и я даже не знала, там ли он сейчас.
Радость обрушилась новой волной, но теперь вместе с ней пришло другое чувство — горькое и щемящее. Одиночество. Победа перестала казаться полной, потому что рядом не оказалось того, с кем я хотела разделить этот момент больше всего. И мысль о том, что, возможно, не окажется никогда, больно кольнула в грудь.
Я медленно опустилась на край кровати, телефон все еще горел в руке, но я уже не могла читать. Эйфория таяла, уступая место грусти. Я закрыла глаза и попыталась вытеснить воспоминания, но они тут же нахлынули: его голос, его взгляд. Сердце болезненно сжалось, и я поняла — даже в этот миг радости тень его предательства продолжает стоять рядом.
В этот момент моя дверь тихо скрипнула, и в коридоре раздались осторожные шаги. Я подняла голову и замерла. Несколько секунд ждала, что на пороге появится Даня, и внутри меня вспыхнула тревожная надежда. Но вместо него из полумрака выглянула маленькая черная мордочка с ярко-зелеными глазами.
— Бутер… — выдохнула я почти с облегчением.
Кот остановился на пороге и внимательно посмотрел на меня, будто пытался прочесть выражение моего лица. Он сделал один неуверенный шаг и замурлыкал коротко, с вопросительной интонацией.
— Ну иди сюда, — позвала я, пытаясь улыбнуться. — Ты тоже не можешь уснуть, да?
Бутер неторопливо вошел в комнату, обошел кресло, запрыгнул на кровать и устроился рядом. Потом осторожно поставил переднюю лапу мне на колени и склонил голову набок, заглядывая в глаза так серьезно, словно действительно хотел убедиться, что со мной все в порядке.
Я протянула руку и провела пальцами по его мягкой шерсти.
— Все хорошо, малыш, — прошептала я. — Представляешь, я получила грант. У нас получилось.
Кот ответил громким, уверенным мурчанием и прижался ко мне боком. Его теплое, живое присутствие оказалось важнее любых слов. Слезы снова наполнили глаза, но теперь они были другими — не от боли, а от облегчения.
Мы сидели так долго. Я гладила Бутера и думала обо всем: о Дане, о проекте, о том, через что пришлось пройти за эти недели. Все казалось слишком запутанным: ссоры, обиды, горечь и разочарование. Но сейчас, глядя на маленького кота, доверчиво устроившегося рядом, я поняла одну простую вещь. Эта победа была моей. И я не могла позволить ничему ее омрачить. Независимо от того, что будет дальше, я заслужила право радоваться этому дню и гордиться собой.
Когда я наконец легла обратно в кровать, Бутер свернулся клубочком у моего бока и снова замурчал. Ровный звук наполнил комнату ощущением домашнего тепла и спокойствия. Я прикрыла глаза.
Заснула быстро, без мучительных мыслей о завтрашнем дне. Я не знала, что ждет впереди, не знала, смогу ли когда-нибудь разобраться с Даней. Но знала главное: я справилась. Я уже не была беспомощной. И теперь, что бы ни случилось дальше, у меня хватит сил пройти через все.
Глава 31
Следующее утро началось с непривычного спокойствия. Я проснулась без комка в груди, впервые за долгое время ощущая легкость и ясность. Голова была светлой, мысли не рвались в разные стороны, и все внутри говорило о том, что теперь все будет иначе. Этот день должен был стать началом нового этапа, и я встретила его с уверенностью.
После простого завтрака я отправилась в университет, чтобы оформить документы. Меня ждали очереди, подписи, бесконечные печати и вопросы, но впервые вся эта бюрократия не раздражала. Наоборот — каждый штамп, каждая подпись делали мою победу официальной, превращали мечту в реальность. Я шла из кабинета в кабинет и чувствовала легкую радость от того, что все это действительно происходит со мной.
В какой-то момент я поймала себя на том, что смотрю на все со стороны, словно это происходит с кем-то другим. Я отвечаю на вопросы, пишу свое имя десятки раз подряд, но внутри стоит странная тишина, будто сердце бережет силы. И все равно время от времени мысли возвращались к Дане.
Несколько раз за день я тянулась к телефону. Хотелось написать ему короткое сообщение: «Я получила грант». Услышать его голос, разделить с ним эту радость. Но каждый раз что-то удерживало. Между нами все еще стояла стена из боли и недосказанности, и я не знала, готова ли я быть той, кто сделает первый шаг.
Оформление заняло целый день. Когда я вышла из университета, уже темнело. Я была измотана, ноги волочились с трудом, но вместе с усталостью в груди жила гордость. Теперь мне оставалось только вернуться домой, заварить крепкий чай, упасть на кровать и позволить себе расслабиться.
Подъем по лестнице казался длиннее обычного. Я заранее представляла, как переступлю порог квартиры, вдохну знакомый запах, и впервые за много дней позволю себе выдохнуть по-настоящему. Но едва дверь за мной закрылась, я почувствовала странное.
Квартира встретила меня не обычной тишиной, а какой-то густой, тяжелой пустотой. Она словно висела в воздухе, обволакивала стены и давила сильнее, чем шум. Я замерла в прихожей, прислушалась. Ни шагов, ни звука телевизора, ни привычного скрипа половиц.
И тогда я заметила: дверь в комнату Дани была приоткрыта.
Я остановилась, а сердце тревожно дрогнуло. Он всегда держал ее закрытой, особенно в последние дни, когда мы обходили друг друга стороной. Я сделала шаг, потом еще один, и медленно толкнула дверь.
Первое, что бросилось в глаза — пустота. Странная, почти болезненная. Полки и шкафы были наполовину пустыми, вещи исчезли, будто их никогда и не было. Стол, который всегда был завален бумагами, инструментами и мелочами, теперь выглядел чистым и чужим. Пропали и принтеры. Комната потеряла дыхание, лишилась