В этот момент внутри все болезненно сжалось, и я наконец поняла — Даня действительно начал переезжать. Он говорил об этом когда-то давно, обронил это словно между делом, и я думала, что это слова без даты, планы без срока. Я не верила, что он сделает это именно сейчас, именно после всего, что произошло между нами. Но пустота в его комнате говорила яснее любых слов: уход уже начался. И происходило это не медленно и постепенно, а быстро, внезапно и окончательно.
Я подошла ближе, провела рукой по гладкой, почти пустой поверхности его стола, и медленно опустилась на край кровати. Ткань под ладонями была натянута слишком ровно, слишком аккуратно — будто здесь больше никто не жил. На полках оставались редкие книги, одинокие вещи, но их вид только усиливал ощущение утраты.
Мой грант, моя победа, все то, ради чего я сражалась, вдруг потеряло яркость. Казалось, радость выцвела за считанные минуты. Что толку от признания и успеха, если разделить его оказалось не с кем? Единственный человек, с которым я хотела разделить этот день, сейчас уходил из моей жизни.
В комнате стало холодно, словно сквозняк прошел по позвоночнику. Я обхватила себя руками и поняла, что мне страшно. Страшно от того, что это не просто ссора и не недоразумение, а что-то большее, что-то необратимое. И в этой пустоте я ясно увидела: вина была и на мне. Я не дала ему возможности объясниться, не захотела слушать, сразу обвинила в предательстве. Я толкнула его прочь своими словами и недоверием. И только сейчас, глядя на опустевшую комнату, я впервые по-настоящему осознала, как сильно мне его не хватает.
Хотелось закричать, разбить что-то, чтобы шумом заглушить эту боль, но вместо этого я сидела неподвижно, глядя в одну точку, ощущая, как внутри все становится пустым и холодным.
Наконец я поднялась, с трудом оторвала себя от этого застывшего пространства и осторожно прикрыла за собой дверь. Будто пыталась закрыть не просто комнату, а саму реальность, которая ранила слишком сильно.
У себя я устало опустилась на кровать, подтянула колени к груди и уставилась в пустоту. Несколько мгновений я сидела неподвижно, пока рядом не появился тихий, почти неслышный звук.
Это был Бутер. Он осторожно поднялся, мягко коснулся лапами моих колен и замурчал так, словно именно он взял на себя обязанность удерживать в этой квартире жизнь и тепло. Я автоматически провела ладонью по его шерсти.
— Почему все стало так сложно, малыш? — спросила я шепотом, прекрасно понимая, что ответа не будет, но все же нуждаясь в том, чтобы произнести эти слова.
Бутер замурчал громче, прижался боком, будто хотел доказать, что не все потеряно, что еще можно что-то исправить. Я слушала этот ровный, убаюкивающий звук и цеплялась за него, как за последнюю ниточку надежды.
Я просидела так долго, гладя кота и глядя в темноту. Уговаривала себя, что еще не поздно. Что, может быть, Даня вернется, даст мне шанс поговорить, выслушать и наконец сказать то, что я так и не сказала вовремя. Но уверенность была слабой, едва слышной. Надежда дрожала, как тонкий огонек, который вот-вот может погаснуть.
Этот день, который должен был стать днем моей победы, закончился совсем иначе. Я сидела в тишине, с котом на руках, и не знала, каким будет мое завтра. И останется ли в нем место для нас двоих.
Глава 32
В тот вечер квартира казалась особенно пустой. Тишина висела тяжелым грузом, будто стены сами впитали в себя мои тревоги. Даже Бутер, свернувшийся у меня на коленях и тихо урчащий, не мог до конца заглушить болезненное чувство одиночества. Я сидела на кровати, медленно гладя кота по спине и смотрела в темное окно, где огни города постепенно растворялись в густом сумраке.
Последние дни я снова и снова возвращалась мыслями к нашему разговору с Даней. Каждое слово, каждое обвинение звучало у меня в голове по кругу. Чем больше я перебирала все это, тем яснее понимала: я была несправедлива. Торопилась с выводами, не дала ему возможности объясниться, сразу решила все за него и за нас обоих. Эта мысль только усиливала боль.
Вечер тянулся бесконечно медленно. Я уже почти смирилась, что его снова не будет, когда вдруг в прихожей послышался тихий скрежет ключа. Я вздрогнула, дыхание перехватило, и на несколько секунд я замерла, боясь поверить, что это не иллюзия. Но звук был реальным: дверь открылась и закрылась, послышались знакомые шаги. Через мгновение в коридоре появилась его фигура.
Он выглядел уставшим и напряженным. В руках держал большую коробку, которую аккуратно поставил у двери. Когда его взгляд встретился с моим, он остановился, будто не ожидал увидеть меня.
— Привет, — просто сказал он.
— Привет, — ответила я, ощущая, как голос предательски дрогнул.
Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, не решаясь начать разговор. В воздухе повисло тяжелое молчание. Даня медленно выдохнул, отвел взгляд и сказал глухо:
— Я пришел забрать остаток вещей. Думал, что ты уже спишь.
Эти слова больно ударили. В груди все сжалось, и на секунду мне показалось, что воздух стал тяжелее.
— Я получила грант, — произнесла я, пытаясь нарушить эту мучительную паузу.
Он поднял глаза. Взгляд оставался серьезным, но уголки губ чуть дрогнули, и в этом едва заметном движении была искренняя поддержка.
— Знаю, — ответил он. — И я рад за тебя. Ты заслужила это.
— Конечно, знаешь, — вздохнула я. И чувство вины снова накрыло за то, что я обвиняла его так жестоко.
— Да, — ответил он коротко, опуская взгляд. — Я знал, что у тебя получится. И сделал все, чтобы у тебя был шанс доказать это комиссии. Прости, что не сказал тогда…
Я долго молчала. В голове роились слова, но ни одно не решалось сорваться с губ.
— Почему? — наконец выдохнула я и едва не сорвалась на шепот. — Почему ты не сказал мне, что возникла проблема?
Он тяжело вздохнул и сделал шаг ближе, но по-прежнему держал дистанцию. Его голос прозвучал низко и устало:
— Думал, что решу ее. Я не хотел, чтобы комиссия решила, будто ты получила грант из-за меня. Ты должна была добиться этого сама, без подозрений и шепота за спиной. Эти гранты — большие деньги, и каждый проект проверяют досконально. Любое сомнение могло перечеркнуть все. Я попросил убрать мое имя, а не твое. Это я исключил себя из списка, а не тебя.
Я молчала, глядя на