— Это же просто байка, еще одна городская легенда, — осторожно сказал Лунослав.
— Да? А про сандаль слышали? — шепотом спросил Копченый, и Булат тут же влил ему в рот еще самогона. — Говорят, иногда, особенно в старых домах, можно услышать вот такой звук. — И он выразительно и размеренно пошлепал себя ладонью по голой коленке. — Так вот это…
— Знаем мы этот шлепающий звук по ночам! — хохотнул Булат. — Плавали — знаем!
— Нет же! Это… это… — Копченый понизил голос. — Это шлепает сандаль, за которым не ухаживали при жизни!..
Булат застыл, а потом расхохотался, одобрительно хлопнув Копченого по плечу.
— Так, ясно. Значит, может материализовываться обувь, за которой не ухаживали. Мы проверим, — серьезно сказал Лунослав, записав всё в блокнотик, и на всякий случай покосился на свои сандалии. — Спасибо, за… эм-м… фольклор.
После этого сотрудники бюро направились к выходу.
— Я вам говорю, в Ивоте орудует какая-то секта или культ! — крикнул им вслед Копченый. — Это они сделали так, что любая жуткая болтовня становится правдой! Зуб даю!
— А вот это мы точно проверим! — беззаботно бросил Булат.
Оказавшись на улице, Лунослав с облегчением выдохнул:
— Думал, всё пройдет куда сложнее.
— А чего тут сложного? Подливай да слушай! — усмехнулся Булат. — Ну а мы что? В полночь на Шлагбаум?
— В полночь на Шлагбаум. — И Лунослав неуютно поежился.
После этого они отправились обратно в бюро — коротать время за беседами и игрой в карты на одевание.
Полночь того же дня. Шлагбаум.
К перекрестку подъехало такси, из которого вылезли Булат и взволнованный Лунослав. Едва дождавшись оплаты, таксист дал по газам, и машина с визгом скрылась в ночной мгле.
— Наверное, покатил рассказывать про очередных дураков, решивших здесь прогуляться, — хмыкнул Булат, вдыхая сырой воздух.
— Или у него проблемы посерьезнее, — возразил Лунослав. — Он всю дорогу таблетки от диареи грыз.
— Тут мешок цемента сразу грызть надо — дело такое. Ну что, пошли, брат шаман?
— А пошли, брат Булат, — отважно кивнул Лунослав.
Булат усмехнулся, включил фонарик и первым ступил на железнодорожное полотно.
Черное небо над их головами было беззвездным и пустым, словно отлитым в дьявольском копыте; однако его света вполне хватало, чтобы не сломать где-нибудь ногу. Верхушки темных деревьев со скрипом покачивались, хотя ветра не было. Где-то не то ухала, не то охала сова. Так и хотелось самому постучать по рельсам…
— Так, про мутное образование нашего бюро — знаю, — бодро сказал Булат, пуская при помощи фонарика пугающие тени. — А что по поводу твоей книженции? Что за язык, на котором ты свою вуду-кашу бормочешь?
— Ну-у… — неопределенно протянул Лунослав.
— И-и?
— Да не знаю я! В смысле — не знаю язык, который Черномикон показывает.
— Ну а смысл-то его понимаешь?
— Эм… Примерно, — смутился Лунослав.
— Примерно? — удивился Булат. — А вдруг ты нас всех матом на потустороннем кроешь!
— Не крою. Но горло от этого чтения дерет так, будто стакан стеклянных заноз с завода выпиваешь!
— Да?
— Да.
— Тогда ладно.
Лунослав и Булат в задумчивом молчании прошли еще несколько метров, как вдруг позади них раздалось отчетливое и тихое — тук-тук! Сова тотчас умолкла, а деревья заскрипели еще громче и зловещей. Сотрудники бюро замерли. Черномикон ощутимо дернулся.
— Не оборачивайся! — в страхе прошептал Лунослав, хватая Булата за рукав.
— Ядрен батон, дрищ! Ты чего?! Это же наша работа! — возмутился тот, вырываясь из хватки напарника.
— Хорошо-хорошо! Просто дай мне… чуток подышать! Вот та-ак! Фу-ух! Фу-ух!
Тук-тук! — снова постучал кто-то позади них по металлу.
— Не томи — не яблоко в заднице! — И Булат, схватив Лунослава, обернулся вместе с ним.
Луч фонарика выхватил из темноты ползшую по рельсам ужасную мертвую женщину, разрубленную пополам. Длинные черные волосы покойницы обрамляли ее бледное лицо с пустым взглядом; в руках у нее была жуткая коса, сделанная из острых полос разорванных рельсов. Вторая половина покойницы, едва сучившая ногами, болталась в остатках порванного савана.
— Мать моя, твою мать! — обмер в ужасе Лунослав. — А п-почему на ней саван?! Она же не в нём грибы собирала?!
— Лунтик! Книгу! — скомандовал Булат и молодцевато расправил плечи.
— Сам ты «лунтик»! — оскорбился тот, выхватывая затрепетавший Черномикон.
Фолиант сам раскрылся, подсветив лицо молодого человека кроваво-красным. Появившееся заклинание было большим, и Лунослав приготовился к болезненной трансформации горла.
— Будь готов! — предупредил Булат, выступая вперед. — Если верить Копченому, мертвячка свою сельхозподелку метнет в нас!
Покойница злобно открыла рот, показав черные зубы, и действительно швырнула в них свою жуткую косу. Однако Булат невозмутимо поймал ее. Рукоятка косы была чертовски ледяной, словно холодная нога трупа.
Тем не менее Булат гордо поднял свою добычу над головой:
— Ха, красотуля!
Неожиданно коса в его руках коварно сделала оборот, и сотрудники бюро отпрыгнули в разные стороны, избегая удара зазубренного лезвия. Рядом с Булатом упал Черномикон. Покойница тотчас поползла к косе — мертвенно, неторопливо, делая синим ногтем по рельсе вот так — тук-тук!
— Булат! Читай! — проорал Лунослав, пытаясь выпутаться из кустов.
Тук-тук!
— Что читать?! Тут же ни хрена нет! — отозвался Булат и яростно заморгал, силясь разглядеть в Черномиконе хоть букву.
Однако страницы фолианта просто сочились красноватым светом, словно стоп-сигналы в пробке, ничего больше не делая и не являя.
— Не может быть! — не поверил Лунослав.
— На! — И Булат показал ему раскрытый Черномикон.
Лунослав ахнул: для него древние письмена фолианта были на месте.
— Ты не видишь их! — крикнул он.
— Чего? — не понял Булат.
Тук-тук!
— Символы — ты не видишь их! — проорал Лунослав.
— Зато я всегда могу сделать вот так! — И Булат, выпрыгнув перед покойницей, ударил ее Черномиконом.
Однако ничего примечательного не произошло: взвывшая покойница никуда не делась. У Булата же — отвисла челюсть.
— Что?.. — изумился Лунослав, почти на карачках возвращаясь на рельсы.
— Уши на что! — передразнил его Булат и бросил ему Черномикон. — Читай, дрищ-колдун, что там у тебя было! И свети! Свети мне, солнышко!
После этого он напрыгнул на покойницу, заломил ей руку и постарался вжать головой в шпалу. Вторая половина трупа забеспокоилась, и Булат для острастки пнул ее ногой.
— На мне — пляски, на тебе — пение! — бодро проорал он Лунославу.
Тот с готовностью распахнул Черномикон: кроваво-красные буквы были на месте.
— Капризный! — укорил Лунослав фолиант и откашлялся.
Неожиданно жуткая коса взмыла в ночное небо и размашисто подлетела к хозяйке. Покойница наугад махнула ею, и на щеке Булата остался широкий порез. Молодой человек фыркнул и попытался вырвать косу — вместе с руками ее владелицы.
— «Истлевают кости,