Мама сказала, что этого не может случиться из-за Юнис. Что я никогда не заставлю свою маленькую девочку жить той жалкой двойной жизнью, которую мне самой пришлось вести в детстве. (Пока она говорила, я вдруг снова оказалась на заросшем паутиной чердаке с дневником маленькой Мэри Мари и подумала: а что, если бы это написала Юнис?)
Мама сказала, что я самая преданная мать, которую она когда-либо знала; что порой она даже переживала, что я слишком много времени посвящаю ребенку, что я поставила Юнис в центр своего мира, исключив из него Джерри и всех остальных. Но она уверена, что, поскольку я так люблю Юнис, я никогда не лишу ее отцовской любви и заботы.
Я слегка вздрогнула и быстро взглянула в лицо матери. Но она не смотрела на меня. Я вспомнила, как Джерри целовал Юнис месяц назад, когда мы уезжали, как будто ему сложно было ее отпустить. Джерри любит Юнис теперь, когда она уже достаточно взрослая, чтобы что-то понимать, а Юнис обожает своего отца. Я знала, что это будет нелегко. А теперь, когда мама это сказала…
Тогда я заговорила о Джерри. Я просто почувствовала, что должна что-то сказать. Что мама должна выслушать, потому что не понимает. Я рассказала ей, как Джерри любит свет, музыку, танцы, толпу и своих поклонников. И она сказала, что да, он был таким, когда я выходила за него замуж.
Она говорила таким странным тоном, поэтому я снова взглянула на нее, но она по-прежнему смотрела только на свое рукоделие. Тогда я объяснила, что мне не нравится такая жизнь, что я верю, что есть вещи более глубокие, возвышенные и достойные внимания. Мама сказала, что она этому рада и это будет моим спасением, ведь я понимаю, что нет ничего более глубокого, возвышенного и достойного внимания, чем сохранить свой дом и мириться с раздражением ради высшего блага своей семьи, особенно Юнис.
Она быстро продолжила, прежде чем я успела что-либо сказать. Что я остаюсь Мэри и Мари, даже если Джерри называет меня Молли, и что, если Мари вышла замуж за человека, который не всегда сходится с Мэри, она была уверена, что у Мэри хватит выдержки и здравого смысла, чтобы все исправить, и что Мэри стоит приложить немножко усилий, чтобы хоть иногда быть той Мари, на которой он женился, и тогда для Мэри все станет куда проще.
Конечно, я рассмеялась ее словам. И мама тоже. Я никогда не думала об этом раньше, но когда я вышла замуж за Джерри, то была Мари. Я любила огни, музыку, танцы и веселые толпы так же, как и он. И не его вина, что я превратилась в Мэри, когда родился ребенок, и хотела, чтобы он оставался дома и каждый вечер сидел перед камином в халате и тапочках.
Конечно, он был удивлен. Он не женился на Мэри – он вообще никогда не знал о ней. Понимаете, в чем дело? Я никогда не думала об этом раньше, пока мама не сказала. Наверное, Джерри был так же разочарован тем, что его Мари превратилась в Мэри, как и я…
Но мама снова заговорила.
Она сказала, что считает Джерри во многом замечательным, что она никогда не встречала человека, обладающего таким обаянием и магнетизмом, или того, кто мог бы так легко приспосабливаться к разным людям и обстоятельствам. И она сказала, что если Мэри будет проявлять чуть больше интереса к картинам (особенно портретам), научится обсуждать свет, тени и перспективы, то ничего не потеряет, а кое-что даже приобретет. В любом случае ничто так не сближает двух людей, как общность интересов, и куда безопаснее, если интересы мужа разделяет жена, а не какая-нибудь другая женщина, хотя, конечно, мы обе знаем, что Джерри никогда…
Она не закончила фразу, и это заставило меня задуматься. Возможно, она не закончила ее специально.
Через минуту она снова заговорила.
Мама говорила о Юнис, повторила, что благодаря моей дочери она знает, что не стоит опасаться серьезных проблем между мной и Джерри, потому что, в конце концов, именно ребенок всегда расплачивается за ошибки и недальновидность матери, так же как солдат – за промахи своего командира. Она знала, что мне пришлось расплачиваться за ее ошибки, поэтому я никогда бы не заставила свою маленькую девочку расплачиваться за мои собственные. Она говорила, что мать живет в сердце ребенка даже после того, как ее не станет, поэтому матери всегда должны быть осторожны.
Затем не успела я опомниться, как она оживленно и весело заговорила о чем-то совершенно постороннем, и через две минуты я вышла из ее комнаты. И я ничего ей не сказала.
Но я даже не думала об этом. Я думала о Юнис и о круглых детских каракулях в дневнике и представляла, как моя дочь через несколько лет будет вести свой дневник и что ей придется…
Я поднялась наверх и снова перечитала дневник. Читая, я думала о Юнис. И, дойдя до конца, поняла, что никогда не скажу маме, никогда не напишу Джерри – по крайней мере, то письмо, которое собиралась написать. Я знала, что…
* * *
В этот момент мне принесли письмо от Джерри. Какие замечательные письма умеет писать этот человек, когда захочет!
Он пишет, что ему одиноко, что без нас с Юнис дом похож на могилу, и спрашивает, когда я наконец вернусь домой.
* * *
Вечером я написала ему, что приеду на следующий день.
Примечания
1
Порошок Зейдлица – это общее название, под которым продавалось широко известное слабительное и регулятор пищеварения.
2
Цитата из стихотворения «Девичество» Генри Уодсворта Лонгфелло (1807–1882). Поэт использует образ слияния ручья и реки для обозначения перехода молодой девушки из детства во взрослую жизнь. – Примеч. ред.
3
Соломенная вдова – фразеологизм, означающий женщину, по каким-либо причинам временно оставшуюся без супруга или не живущую вместе с ним продолжительное время.
4
В викторианскую эпоху существовала традиция изготовления венков из волос умерших как символ памяти и траура. – Примеч. ред.
5
Символ веры – задокументированный перечень основополагающих догматов христианского вероучения. – Примеч. ред.