Натан вошел, и все заулыбались.
– Эва, иди, это по твою душу! – зашептались.
Но я стояла, как вкопанная, делая вид, что перебираю какие-то важные папки.
А потом он назвал моё имя.
– Эвелина Рассветная?
И я подняла голову. Наши взгляды встретились, и что-то неуловимо поменялось в мире. Он будто бы стал легче, растеряв всю силу притяжения. Мужчина улыбнулся, его взгляд потеплел.
– Какая красота, – прочла я по губам, и все вокруг захихикали.
Нам вручили цветы и подарочные сертификаты, меня повысили до менеджера.
А на следующий день он позвонил, чтобы пригласить меня на свидание. Черный огромный джип притормозил у скромного подъезда, оттуда вышел он с букетом пунцовых пионов, и я поняла, что навсегда потеряна для других мужчин. Что теперь он – мой, а я – его. До конца дней.
Мы сели в машину под восторженные перешептывания бабушек на лавочке.
И с того самого дня началась наша история длиной в восемь лет.
Хотя, положа руку на сердце, я надеялась, что она продлится куда дольше.
И восемь лет моего безупречного замужества закончились всего одной фразой… она выбила землю у меня из-под ног. Кажется, до сих пор я чувствую афтершоки и не верю никому до конца.
Как поверить, если любимый мужчина смог холодно признаться в предательстве и просто смотреть, как я ухожу:
– Дверь за собой закрой. И ключи возьми. Не хочу проснуться, когда вернешься. Ты знаешь, я чутко сплю.
Он думал, что вернусь. Точнее, был уверен на сто процентов, что никуда не денусь. Ведь кто такая я? Обычная, ничем не примечательная девушка тридцати лет, а он – влиятельный бизнесмен, руководитель сети ювелирных магазинов.
Куда я денусь от него? Что я буду делать без него?
Он – вся моя жизнь, моя любовь, моё всё. А я…. кто ему я?
И всё-таки я ушла, не позволив себе ни взять лишнего, не обернуться напоследок. Без слёз, без объяснений, без шанса на прощение.
Уехала к маме. Она как раз продала старую трешку в центре и купила себе небольшую евродвушку в пригороде. Самое то для нас двоих.
И где-то черед месяц после развода я поняла, что ушла не одна… УЗИ показало три плодных яйца, и у меня ёкнуло сердце.
Теперь у меня их было четыре.
– Мы не можем их оставить, Эва! – ахнула мама в ужасе. – Трое! На какие шиши мы их будем поднимать, дорогая моя?
– Ты не можешь, а я смогу. Это мои дети, всегда хотела малышей. Мне уже тридцать, другого шанса не будет.
Что там говорить, я просто не планировала никакого «другого шанса». Зачем? Натан был моим солнцем, светилом, и его не затмит никакое другое. А его дети… они ведь не только его, но и мои тоже. Моя плоть и кровь. Как я могу от них избавиться? Зачем? Ради чего?
Чтобы жить потом с этим тяжким грузом на душе и жалеть всю оставшуюся жизнь, что не смогла увидеть их милые личики и поцеловать розовые пяточки? Ну уж нет, слишком долго я этого ждала…
И Натан ничего не знал. Даже не пытался узнать, как я, где я, с кем…
Хотя при его возможностях он мог найти меня очень легко.
И не нашел.
А сейчас вот бежит за мной по всему моллу. Люди оглядываются. Может, охране на него пожаловаться?
Он нагоняет меня почти у самого выхода, перегораживает дорогу, смотрит мрачно. Меня невольно передергивает от этого тяжелого взгляда. На любимую женщину так не смотрят.
Хотя какая я ему любимая теперь?
Но что-то заставляет меня выпрямить спину и гордо встретить его взгляд. Потому что я теперь не одна. Нас четверо.
– Это что, мои дети? – требовательно спрашивает он. – Мои? Эвелина, отвечай!
4
Одним усилием давлю в себе все эмоции, встретив серьезный мужской взгляд.
– Я ничего тебе не должна, Чернов. В том числе и отвечать на твои бестактные вопросы. Любовницу свою допрашивай.
– Уйди с дороги, Натан, – подает голос мама, – чего пристал? Столько лет не нужна была, а тут посмотрите на него, красивого. Тебя там другая тетенька ждет.
Натан смотрит на нее, но мама не боится. Она в школе отработала тридцать лет.
– Эвелина, – продолжает он чуть мягче, – что происходит, м-м? Я задал вопрос…
– Ты на каких правах задаешь мне этот вопрос? – вскидываю брови, изо всех сил стискивая пальцами пластиковые ручки коляски. – Право задавать вопросы ты давно потерял. Я на тебя не работаю больше, если вдруг забыл.
Хоть бы дети не проснулись… но пока не должны. В маминой новостройке они уже привыкли засыпать под соседский перфоратор, так что весь местный шум им нипочем.
Натан вдруг присаживается на корточки, разглядывает личики спящих малышей. Застываю, как вкопанная, хотя хочется сорваться с места и рвануть в обратном направлении. Помнится, у этого молла несколько выходов...
– Где их документы? – мужчина разглядывает емкость под сиденьем.
– Ты ничего не путаешь, нет? Да, я их нагуляла, ты прав. А теперь дай пройти, или в тебя грязным подгузником кинуть? Это мы запросто...
Нас огибают люди, с неудовольствием косясь на моего бывшего. Мы загораживаем им проход перед самой «вертушкой».
– Ну чего вы тут встали? – ворчит какая-то бабушка, – мешаете же!
Сжав зубы, Натан отходит в сторону. Едва сдержав расслабленный выдох, быстро шагаю в стеклянную дверь. Мама чуть отстает.
Пока выглядываю такси, она нагоняет меня через минуту.
– Прогулка не удалась, – улыбаюсь ей нервно. Губы слегка дрожат.
– Уверена? – подмигивает мама. – Может, наоборот, вполне себе удалась?
– Ты о чем вообще? – закатываю глаза и иду на стоянку такси.
Пальцы все еще подрагивают от волнения. Ближе к дому малыши начинают просыпаться, и мне становится не до происшествия в молле. Хотя мысли то и дело возвращаются туда... к тяжелому взгляду бывшего, к ехидной усмешке его любовницы, и жестоким словам:
– Так и знал, уже от кого-то нагуляла… Или взяла мой материал и сделала ЭКО?
Нагуляла, я? Так и знал? Что он знал, что вообще думал про меня все эти годы, раз