— Да, вид и в самом деле необыкновенный. Уже семь лет живу в этом доме, на Минском шоссе, и не могу нарадоваться. Ты только глянь, как наш лес уступами поднимается все выше и выше. Будто зеленые волны набегают одна на другую.
— А какие тут у вас деревья?
— Разные. Осина, липа, акация, сосна, береза, даже пихта. Густой смешанный лес. Как я любила бродить по его тропкам, по, увы, теперь уже не ходок, артроз мой в ноге все расходится. Только отсюда, с восьмого этажа, и любуюсь. И дышу, не надышусь лесным воздухом. Он ведь и сюда добирается.
Зажили вместе. Первые два дня прошли отлично. К вечеру тетка ждала Лизу с обедом. Лиза всегда приходила около четырех часов. Оглушительно громко звонила в дверь, появлялась на пороге широко улыбающаяся, выкладывала тетке все новости по своей работе. Вытаскивала из сумки купленные продукты и при этом непременно приговаривала: «Ой, тетя Ира, есть хочу!» Любила покушать, приятно было смотреть, как она уплетает все подряд.
А сейчас пятый час, Лизы нет. По-видимому, что-то задержало. Пришла попозднее, какая-то необычная. Улыбки на лице и в помине нет. Напротив — хмурая, из глаз так и рвется волнение, что ли. Пожалуй, даже ошеломление. Говорить, как всегда, чуть переступив порог, о впечатлениях дня она не стала. Только самые необходимые слова бросала, переодеваясь в халат, доставая из сумки продукты. Села за стол, начала есть суп, но тут же положила ложку. Сидит, понурившись, и молчит, молчит, словно онемела.
— Почему не ешь? Почему молчишь? — спросила тетка.— Случилось что-нибудь?
— Скажите, тетя Ира,— медленно, как бы с трудом, ответила вопросом на вопрос Лиза,— кто был мой дедушка, а ваш отец?
— Ах, вот оно что! — Тетка помолчала, собираясь с мыслями, справляясь с волнением.— А почему ты спрашиваешь об этом вдруг сейчас? Неужели сама, дожив до пятидесяти с лишним лет, не знаешь, кто был твой дед?
— Ну знала, что он был юристом, что рано умер от туберкулеза. А больше ничего не знала. Мама никогда не говорила со мной о своем отце. Да и когда ей было говорить? Вы же хорошо знаете, как она вертелась, сколько работала.
В глазах у Лизы — недоумение, разбавленное не то досадой, не то даже злостью. И вдруг заговорила быстро, почти захлебываясь словами:
— Слушайте, тетя Ира, слушайте внимательно. Пошла я сегодня, как обычно, в публичку, стала просматривать старые киевские газеты — я ведь не только о Лятошинском, но и о композиторе Лысенко хочу выписки сделать. Дали мне подшивку дореволюционного «Киевлянина». Листаю газеты — и вдруг натыкаюсь на такие строки: «Временное правительство поручило члену Государственной думы Анатолию Савенко сопровождать императрицу Марию Федоровну из Киева в Крым». Читаю, перечитываю это сообщение и ничего не понимаю. Неужели речь идет о моем дедушке? Сопровождать царицу! Это родную мать Николая Второго! Ничего себе. И все же решила: мало ли на свете совпадений, и не такое бывает. Начинаю просматривать «Киевлянин» более ранних месяцев и в одном из номеров за март 1917 года читаю: «Член Государственной думы А. И. Савенко назначен главным уполномоченным по водным и смешанным перевозкам в районе Днепра, Днестра, Буга и Черного моря...» Ну а дальше — совсем ужас: в газете «Вечерний Киев» за 1927 год нахожу вот что.— Лиза вытаскивает из сумки блокнот и рывком протягивает тетке: — Вот, я все переписала, потому и пришла так поздно. Здесь отрывки из записок моего деда. Они перемежаются с комментариями какого-то С. Якубовского, под писавшего этот материал.
Лиза читает вслух, читает взволнованно, гневно. Забыла об ужине. Тетка слушает, сцепив руки и прижав их к груди. Боже ты мой...
КРУШЕНИЕ
(из неопубликованных «Записок» Анатолия Савенко 1919—1920 гг.)
«Вечерний Киев», №№ 2—3, 1927 год.
Видный оратор, журналист и депутат Государственной думы — идеолог дворянско-помещичьего класса. Друг Шульгина. Пламенный организатор и вдохновитель дела Бейлиса и многих других «дел». Автор реакционных брошюр (напр. «Украинцы или малороссы?»). Знаменитый начальник деникинского «агитпропа» — ОСВАГА. Жалкий эмигрант на острове Халки. Такова карьера этого гвардейца во фраке, заглушавшего когда-то своим зычным голосом крамольные речи думских ораторов.
В БЕЛОМ КИЕВЕ
Киев взят деникинской грабармией. Шульгин и Савенко немедленно прибывают в Киев, где первый выступает в роли популярного вождя и редактора, а второй — начальник знаменитого ОСВАГА.
Идеологи деникинского тыла полны радужных надежд:
«В ясный солнечный день 19 августа мы с Шульгиным приехали в Киев. Наняли извозчика, сложили на него вещи и пошли вслед за вещами пешком. Сердце колотилось в груди, когда я приближался к своему дому Это был один из самых счастливых дней в моей жизни»
«Солнечная» радость деникинских «агитпропщиков» вскоре потухла: она была отравлена ежедневной пушечной пальбой, доносившейся из Ирпеня. А внезапный октябрьский налет богунцев на Киев окончательно испортил настроение:
«Фронт располагался по реке Ирпень, в каких-нибудь 20 верстах от города. Было безумным легкомыслием организовывать в Киеве, то есть у непосредственного фронта, базу и центр управления краем. За это все мы тяжко поплатились. Первое большое предостережение получили 1 октября. В этот день большевики внезапным ударом прорвали наш фронт и овладели Киевом. Все бежали в полном беспорядке. И сам непроходимо глупый генерал Драгомиров (командующий деникинскими армиями) тотчас после опубликования его объявления о том, что Киеву не грозит никакая опасность, бежал в автомобиле за Днепр. В хмурую погоду около 2 часов дня мы вышли из ОСВАГА и пошли по Бибиковскому бульвару, через Бессарабку и далее за Днепр. Нас обгоняли толпы солдат и офицеров, которые всех толкали и вообще шли с таким видом, точно они «спасали отечество», хотя в действительности они только удирали в панике от большевиков».
Но вот паника улеглась. 5 октября добровольцы вернулись в Киев. Однако положение с каждым днем ухудшается. «Непроходимо глупый» Драгомиров продолжает «заливать»: «Киеву никакая опасность не грозит...»
«Истинного положения дел на фронте мы не знали, глаза у нас были завязаны... Так шли дни за днями, и вдруг, как-то совсем неожиданно, большевики подошли с востока, из-за Днепра... Мы опять были застигнуты врасплох».
ЭВАКУАЦИЯ
Начинается спешная эвакуация. Савенко подумывает о том, чтобы нырнуть в подполье в Киеве. Все находят его мысль дикой, почти сумасшедшей. Уступая этим доводам, Савенко решил эвакуироваться. Первая мысль, конечно, о ценностях.
«Перед тем как проститься с женой, не помню, по чьей