— Ну спасибо на добром слове, — усмехаюсь я.
Про себя же думаю, что если бы знал батюшка кто я на самом деле, такого бы не говорил. Но мне действительно сейчас нужна помощь и отказываться от гостеприимства я не собираюсь.
— Я, знаешь ли, захаживал время от времени на вашу свалку, — продолжает говорить отец Прокофий. — Видел, какой там люд: одурманенный, жадный и злобный как зверь. Да и вообще, жизнь лутума больше похожа на жизнь животного, а не на человека. Вся молодежь там такая, смотреть больно. А ты другой. Василия вон привел, другим бы до него не было никакого дела. А ты привел.
— Угу, — киваю я.
— Что ж, ладно, — хлопает он себя по колену, — идите уже мыться. А то смердит от вас, честно говоря, похлеще чем от деревенского сортира.
Мне отец Прокофий начинает нравиться все больше. Он, конечно, немного с придурью, но кто вообще без нее? И мужик он явно неплохой, и Ваську с ним оставлять ничуть не страшно. Уж лучше пусть растет при церкви, чем в приюте, или не дай бог в каком-нибудь городе Возрождения.
Мы отправляемся с Васей наверх, там уже набранная горячая ванна. Сначала мою мелкого. Он поначалу противиться и капризничает. Непривыкший купаться Вася откровенно боится воды. Но потом ничего — привыкает, удивляется мыльной пене на мочалке, играет с ней. Когда заканчиваем с купанием, выясняю, что волосенки у Васьки на три тона светлее, а вот от взгляда на его тельце становится не по себе. Понятно, что с питанием на свалке плохо, но чтобы настолько... Одни ребрышки и косточки. К счастью, живот еще не раздулся, как у африканских детей, но недостаток витамин и полноценного питания уже явно отразился на мальчишке.
— Ну ничего, — говорю я, — Прокофий тебя откормит, подлечит, вырастишь крепким, красивым и умным.
В ответ Василий только улыбается, словно бы действительно понимает, о чем я говорю.
После передаю Васю Прокофию, и отправляюсь сам на гигиенические процедуры. Пока набирается ванна, раздеваюсь и рассматриваю себя в зеркало. Честно говоря, без слез на это смотреть невозможно. Живот настолько впалый, что кажется, надави пальцем на пупок, и можно коснуться позвоночника. Что ж, ладно, откормим.
Рассматриваю лицо в поросли, решаю, что неплохо бы побриться. Очень интересно взглянуть на то, что кроется под этими зарослями. Долго ищу на полках в ванной бритву, но отец Прокофий с его пушистой бородой, наверное, и вовсе не бреется, а только подстригает ее.
Наконец под раковиной нахожу опасную бритву, каких не видал уже лет двадцать. Бритва оказывается довольно острой. Мылю лицо и приступаю к делу.
Через десять минут изучаю свое гладко выбритое лицо в зеркале. Черты довольно привлекательные, если не брать во внимание болезненный взгляд и излишнюю худобу. В общем, мне даже нравится. Вполне себе ничего у меня морда.
Когда вода набирается, прежде чем лезть мыться, решаю снова проверить способности. Очень уж мне не нравится, что они вот так ни с того ни с сего пропали. Да и Вову мне нужно проверить, убедиться, что он едет за мной.
Ложусь на пол, закрываю глаза и вдруг все получается. Я оказываюсь в темном пространстве, перед глазами привычное меню. Что же это тогда получается? В голову приходит самое очевидное — на батюшку мои способности не действуют. Значит, все же работает религиозная защита от бесов, только не так, как я предполагал.
Не теряю время, переключаюсь на Вову.
Он оказывается далеко не в машине, как я рассчитывал. Вова стоит у каких-то гаражей, рядом несколько мужиков в грязной робе, от них несет соляркой и алкоголем. Что это он еще задумал?
Я уже было собрался заставить подбить ему и второй глаз, решив, что он снова решил нас кинуть и действовать по-своему, но тут один из мужиков подходит к нему и протягивает ключи от авто. Москвиченок что ли сломался?
— Спасибо, — говорит Вован, — ты меня очень выручил, Петрович.
— Ай, да мне для людей Кузьмича ничего не жалко, — отмахивается Петрович, — но жду разницу через неделю, Черныш. Не вернешь, придется доложить Кузьмичу. А ты сам знаешь, что он не любит, когда его беспокоят по таким пустякам.
— Через пару дней железно верну, — говорит Вовчик, жмет Петровичу руку, разворачивается и уходит. И идет он прямиком к старенькой красной Ниве. Ясно, машину сменил. Это он, конечно, правильно, это он молодец.
Возвращаюсь в себя обратно. Снова наваливаются все симптомы ломки, отмечаю про себя, что потихоньку начинаю к ней привыкать или это просто исцеленная печень заработала. А может, и волшебный борщ так подействовал.
Надеваю принесённые отцом Прокофием вещи: рубашка в голубую полоску и брюки. Одежда по длине мне подошла, а вот по размеру явно велика. Брюки пришлось подвязывать шнурком, который батюшка предусмотрительно подсунул мне с остальной одеждой. Но вообще, дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Не в лохмотьях — и на том спасибо.
Напоследок окидываю свое отражение в зеркале — ну вот, немного даже стал на человека похож. На больного, плохо одетого и с паршивой прической человека, но все же уже не на лутума.
После купаний отец надевает на меня крестик, я снова слегка напрягаюсь, опасаясь, что кожа под ним начнет дымиться, и снова убеждаюсь, что на меня такое не действует.
А затем мы приступаем к крещению Васи. Не то чтобы я прямо горю желанием быть крестным, но и отказать батюшке не могу, после всего, что он сделал. Для него это явно очень важно.
Я долго и покорно слушаю, как отец читает молитвы, как проводит все необходимые ритуалы с Васей. Сам малой таращит перепуганный взгляд то на батюшку, то на меня, даже порывается плакать, когда отец Прокофий льет ему на голову воду, но все же сдерживается.
После омовения батюшка заворачивает Васю в белое льняное полотенце и вручает мне. Дальше велит мне повторять молитву за ним, и я повторяю.
В тот самый миг, когда с крещением мы заканчиваем, с улицы слышится рокот мотора подъезжающего автомобиля. Неужели Вовчик так быстро? Хотя, откуда ему знать, что я его в церкви жду?
Я осторожно подхожу к окну и смотрю через кружевной тюль. Нет, ни хрена там не Вова. За окном золотистая лаковая спортивная машина, марку которой