Я заказал сестре билеты, оформил регистрацию. По ее прилете в Астану в середине июля мы встретились в любимом кафе. В этот жаркий безветренный день город был уставшим и душным. Салта всегда создавала вокруг себя пространство мягкого света, будто только для нее где-то спрятаны софиты. То, как она улыбалась, как поправляла волосы, как мягко говорила – все всегда было подсвечено. Даже когда мы росли, это тихое, но непобедимое сияние всегда было рядом с ней. Иногда оно злило, иногда я не мог поверить, что этот островок света – мой родной человек. И поэтому, когда она зашла в полупустой зал, я опешил. Сияние пропало, она выглядела так же, но для меня разница была очевидна. Она попыталась спрятаться за улыбку, но тщетно – это была тень моей лучезарной сестренки, было больно смотреть, во что она превратилась и как несчастна была за своей идеальной улыбкой. От моих встревоженных вопросов она лишь отмахнулась, промолчала и про побои. Но после долгого задумчивого молчания вздохнула:
– Он тиран.
И потом из нее полилась тихая правда – о постоянном контроле, вспышках ревности, вечных вопросах, давлении. Салта спросила:
– Что мне теперь, развестись?
И я чуть не закричал на всю улицу:
– Да!
Я давно ждал этих ее слов, ее готовности принять факт, что это несчастливый брак, что ничего не изменится. Мое сердце было разбито. Я правда мечтал о том, чтобы она была счастливее всех нас, и никогда не мог подумать, что придется ее спасать.
Она уехала к родителям. Стало спокойнее – она наконец уйдет от Куандыка, восстановится, сможет жить как прежде. Я помогу, родители помогут, и мы справимся, как всегда справлялись.
Но ничего из этого не произошло. При следующей встрече, как-то между делом, она виновато сообщила, что вернулась к Куандыку. И тревога вновь вернулась, хотелось спрятать ее, как маленькую, но я не мог – она была взрослым человеком.
– Ты же сама решила уйти. Что произошло? – спросил я.
Она лишь пожимала плечами, говорила что-то невнятное, словно спорила сама с собой. Я метался, все это казалось болотом, и каждое движение затягивало ее саму и всех нас все больше. Я не понимал, почему она не решается, что вообще ею движет. Все уже было готово: квартира, билеты, перевезены все вещи. Осталось поставить точку. Поэтому я мог только настаивать:
– Ты ведь понимаешь, что из этого ничего не выйдет. Ты же сама говорила, что он тиран, не дает тебе жить и принимать решения. Что это за жизнь? Тебя никто никогда не сдерживал, слова поперек не говорил, ты образованная девушка, у тебя и так все будет, все это не для тебя. Так жить – все равно что умереть.
Уже сейчас, после сотни просмотренных дел, разговоров с психологами и специалистами я понял, почему она так себя вела. И мне нужно было быть мягче, умнее, не давить и не обвинять. Но тогда я этого не знал.
Он истязал ее. Издевался. После того как Салта прислала мне фото с побоями, он снял ее на видео голой – как компромат, чтобы никто не мог использовать фото с побоями против него. И у меня в работе часто возникают такие кейсы, когда девушек снимают на видео их мужья и потом шантажируют.
В сентябре Салта узнала об измене мужа. В слезах рассказала, что дома в постели нашла следы чужой помады и тонального крема, а в урне – два использованных презерватива. Тогда она собрала вещи и ушла. И я бы никогда не поверил, что моя сестра может такое простить – для нее семья и верность были всем. Но в октябре мама скинула фото – на нем сестра и Куандык во второй раз провели неке (обряд венчания). Мы с родителями узнали об этом спустя три недели, Салта просто нам этого не говорила во время разговоров и встреч.
Пока для нас это была жизнь, для Бишимбаева все происходящее было игрой, где он продумывал шаги и расставлял фигуры и ловушки. И это видео стало его личным козырем, из-за него Салта так неожиданно решила вернуться, но никто из нас об этом на тот момент не знал и не понимал, что происходит. О видео я узнал от подруги Салты. Сестра рассказала о нем только ей.
* * *
В начале ноября наши родители, как обычно, планировали приехать в Астану – они навещали нас раз в месяц и всегда привозили гостинцы для меня и Салты. В этот раз она попросила их привезти для Куандыка его любимое мясо.
Пятого ноября Салтанат пригласила родителей в BAU. Я заходить не стал – желания не было, кроме того, я был персоной нон грата в этом месте. Я рассчитывал, что сестра выйдет сама, – я как раз привез ей пауэрбэнк, который она просила. Но ее я так и не дождался; спустилась официантка и сказала, что Салтанат не сможет выйти. Пожав плечами, я уехал по делам. Чужая семья – потемки; не хотелось никому портить настроение. Родители провели в ресторане весь вечер, а к одиннадцати я приехал их забрать. Они были довольны, наперебой рассказывали, что встреча прошла великолепно, что Салта и Куандык выглядели очень счастливыми. Мама была особенно рада, что у них все наладилось.
А потом наступило девятое ноября.
* * *
Ночью с 8-го на 9-е позвонила Салта. Сказала, что уходит от мужа и сейчас приедет ко мне. «Наконец-то, – подумал я. – Неужели это случилось?»
Прождал ее около получаса, но не выдержал – написал, спросил, едет ли. Она не ответила. Иногда она могла сказать, что приедет, но в итоге поменять планы. Поэтому я уснул. Сквозь сон услышал звонок – Салта позвонила коротким вызовом. Перезвонил – без ответа. В первый раз, в 00:40, она звонила из BAU, после чего точка ее локации переместилась в соседнее здание, там было несколько приличных ресторанов и гостиница. Мне нужно было вставать в семь утра, и я подумал, что Салта решила меня не беспокоить.
Сон был прерывистым, я проснулся раньше будильника в семь утра, еще сонным проверил точку локации Салты. Точка оставалась там же. «Хорошо, – подумал я. – Проснется, ответит».
На 9 ноября у меня была запланирована важная встреча с делегацией из Германии. Я проснулся с жуткой головной болью. Взглянув в зеркало, увидел, что правый глаз залило кровью. Мама потом говорила, что у нас с Салтой настолько сильная связь, что крупица ее