Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей,
Я нашел себе подругу из породы лебедей.
Уже много позже Дмитриева в своей «Исповеди» напишет о Гумилёве следующее: «Воистину он больше любил меня, чем я его…»
Летом 1909 года Елизавета Дмитриева вместе с возлюбленным приезжает в Коктебель к Максимилиану Волошину. Вот тут-то и разгорятся настоящие страсти. Дмитриева, сама того не ведая, оказалась в центре любовного треугольника. С одной стороны – влюбленный в нее Гумилёв, с другой стороны – она сама, но неотвратимо влюбляющаяся в красивого силача Волошина. Там же в Крыму выясняется, что и Волошин невероятно влюблен в Лизу, но скрывает свои чувства. В итоге он предлагает ей сделать выбор, больше так продолжаться не может. Но Дмитриева выбор уже сделала. Она просит Гумилёва уехать, не объясняя причин (Николай Степанович не подозревал, что все настолько серьезно). Он принимает эту просьбу за каприз и уезжает. Дмитриева остается в Коктебеле, проживая летом 1909 года лучшие дни своей жизни.
Максимилиан Волошин в Коктебеле
Именно летом 1909 года Волошин предлагает Дмитриевой идею: создать литературную маску загадочной католички. Имя выбирали долго, остановились, как вспоминает Волошин, на черте Габриахе, изменив окончание «х» на «к», а для аристократичности добавили французскую частицу «де». Имя псевдониму решили взять у героини одного из романов Брета Гарта, американского прозаика, – Черубина. Стихи застенчивой поэтессы подписали как Черубина де Габриак.
Авантюра двух этих амбициозных людей была направлена на весь литературный свет тогдашней столицы. В свою очередь весь свет в одном-единственном лице представлял собой один человек – Сергей Маковский, редактор и издатель только народившегося тогда литературного журнала «Аполлон». Первый номер «Аполлона» должен был выйти как раз осенью 1909 года, редакция еще только формировалась, в нее, кстати, входили и Гумилёв, и Волошин, и Ивáнов, и еще несколько известных поэтов.
Сергей Маковский
Редакция «Аполлона» называла Маковского на французский манер Папá Мако – все из-за его невероятного аристократизма и безупречных костюма и пробора, без которых Маковский на люди не появлялся; он даже хотел, чтобы все сотрудники журнала приходили на работу в смокингах. Навряд ли такой человек, мыслящий масштабными гламурными (в хорошем смысле) категориями, мог оценить безликую простушку Лизу Дмитриеву, которая, кстати, уже приносила свои стихи в редакцию, но была, конечно же, отвергнута.
Порядком приевшийся, заскучавший в однообразных салонных посиделках высший литературный свет жаждал сенсации, приятной интриги, поэтому Волошин и Дмитриева решили играть по предлагаемым правилам. Августовским утром 1909 года в редакцию «Аполлона» приходит письмо, подписанное буквой «Ч». Маковский не на шутку заинтересовался письмом и приложенными к нему стихотворениями. Черубина прислала строки следующего содержания:
И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг,
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?
Сергей Маковский пишет, что не столько форма заинтересовала его тогда, сколько автобиографические полупризнания. Его явно звали играть, и он это хорошо понимал. Дмитриева и в дальнейшем будет как бы невольно проговариваться о Черубине, приоткрывая завесу тайны. Маковского будет затягивать в этот омут все сильнее. Но Черубине было необходимо предоставить больше информации о себе, редактор еще не до конца проглотил наживку, и, чтобы жертва не соскочила с крючка, загадочная поэтесса предпринимает решительный шаг. Звонит Маковскому. Томным полушепотом обвораживает литератора. Дмитриева, немного картавя и кокетничая, убеждает Папá Мако в собственной неотразимости. Блестящая игра, безусловно, срежиссирована Волошиным. Слово в слово.
После этого звонка Дмитриева больше не воспринимает Черубину как выдумку. С этой минуты мы говорим Дмитриева и подразумеваем Черубину, говорим Черубина и подразумеваем Дмитриеву. Маска ожила.
Твои глаза – святой Грааль,
В себя принявший скорби мира,
И облекла твою печаль
Марии белая порфира.
Ты, обагрявший кровью меч,
Склонил смиренно перья шлема
Перед сияньем тонких свеч
В дверях пещеры Вифлеема.
Стихи Черубины де Габриак преисполнены символизма, метод, который в то время господствовал в литературной среде.
Лето 1909 года. Гости М. Волошина: неизвестный, С. Дымшиц-Толстая, М. Кларк, Е. Кириленко-Волошина, на переднем плане – Л. Дмитриева, сидит с книгой – А. Толстой.
Получив первое письмо, Маковский незамедлительно отправил Черубине ответ, причем на французском. Он просил ее прислать что-то еще, желательно сразу много. Вечером Дмитриева с Волошиным принялись за работу, и уже на следующий день у Папá Мако лежала целая тетрадь стихов. Литературный бомонд принял за истину подобную фантазию, тщательно спланированную двумя литераторами. Расчет Волошина оправдался. Как у Блока: «…Живи еще хоть четверть века…» и через эту четверть, и через век всем подавай «хлеба и зрелищ». Черубина – это мистификация, которая мгновенно заинтересовала всех. Современные маркетологи и пиарщики сказали бы, что будь то бизнес или творчество, но без хорошо проработанной истории, которую можно выгодно и эффектно продать, – ничего не выйдет!
Волошина одно время обвиняли в том, что это он сам – автор стихов Черубины, на что поэт всегда отвечал, что играл лишь роль режиссера и цензора да подсказывал некоторые темы, выражения. Конечно, Волошин был поэт опытный и гораздо профессиональнее, чем его спутница Дмитриева, и все же стихи последняя всегда писала сама. Много позже этот факт подтвердит и Марина Цветаева.
Интересный вопрос: а зачем Волошину нужна была вся эта игра? Ответ находим также у Цветаевой. Дело в том, что Максимилиан