– Мэтт, – кивнула я.
– У тебя были такие, – он показывает на свои глаза, – черные тени, или как это называется?
– Смоки айс.
– Да, очень точное определение. И меня к стулу приморозило. А когда Мэтт открыл рот, я пытался вмешаться, а ты… помнишь? Отодвинула меня, взяла кружку с пивом и разбила об его голову.
– Я разозлилась.
– А я влюбился, – пожимает плечами Мак.
Резко расцепив пальцы, я поднимаюсь, оказываясь в той же позе, что и он: на коленях. Напротив Мака. Теперь он так близко, что…
Он только что признался в любви. Не понимаю, чего еще я жду?
Крохотное движение вперед – всего пару дюймов, – и мои губы находят его. Мак словно сомневается, даже застывает на мгновение, но потом решительно обхватывает меня за талию и целует в ответ. Мягко, осторожно, сдержанно… Аккуратные движения сводят меня с ума, и хоть это мой первый раз, сразу хочется большего.
Все внутри горит странным ласковым огнем. Я кладу раскрытые ладони на грудь Мака и чувствую, как он напряжен: его безумие, так похожее на мое собственное, требует выплеснуться наружу.
Еще дюйм – и я уже прижимаюсь к его телу, заставляя перестать сдерживать то, что в нем пылает. И у меня почти получается: поцелуй становится настойчивее, глубже. Голова кружится от сбывшейся мечты.
Я столько раз представляла этот момент. И никакие фантазии не идут в сравнение с его губами, которые захватывают мои. С его языком, который мягко касается моего. С его руками, все сильнее обхватывающими меня.
Сумасшедшая ли я, что влюбилась в лучшего друга своего отца? Возможно. Но Мак не разумнее меня, ведь он испытывает ответные чувства.
Когда мы наконец отстраняемся, мои губы горят. Только в этот момент я понимаю, что все это время не дышала: Мак стал моим воздухом и всем моим существом. Был только он – и до сих пор есть только он.
– Мы – покойники, – выдыхает он. – Твой отец…
– Мне все равно, – улыбаюсь я. – Но теперь даже не надейся, что я выйду за Белломо.
Его глаза сужаются, и спустя мгновение Мак прижимает меня к себе. Настолько крепко, что мне снова нечем дышать, – но я растворяюсь в этом объятии и с радостью отвечаю на него.
– Если этот сосунок хотя бы посмотрит на тебя, я вырежу ему глаза, – обещает Мак мне на ухо. – Я больше никогда не отпущу тебя, бонни, только не теперь. Я люблю тебя и ни за что не смогу отказаться от своих чувств.
– Я тоже люблю тебя, Мак, – шепчу я в ответ, а из глаз почему-то катятся слезы.
– И ты не будешь решать никакие вопросы со своим отцом. Оставь заботы мне, хорошо?
– Ты говоришь, он убьет тебя.
– Тогда я умру за нашу любовь. И поверь, это будет одна из немногих вещей, которые я сделаю с честью.
Я крепче обхватываю его за талию, вдыхая родной запах кофе, пороха и металла. Только что серая осень Чикаго стала моим любимым временем года.
И будет им всегда.
Будешь моим Хэллоуином?
Саша Паулан
– Если бы мы жили в шестнадцатом веке, тебя бы точно сожгли на костре, – неожиданно сказала Берти, когда я крутилась перед зеркалом.
– С чего бы? – Я бросила удивленный взгляд на подругу.
– Потому что ты чертовски привлекательна! Рыжие волосы, зеленые глаза… Фигурка как у куколки! Пожалуй, ты лучшая версия Джулианы Мур.
– Ты так думаешь? – Я рассмеялась и передала подруге тушь. – Тогда ты… лучшая версия Скарлетт Йоханссон.
– Согласна! – без стеснения заявила Берти и подмигнула мне. Она действительно была похожа на голливудскую звезду, только без тонны косметики.
– Главное, не стать самой лучшей версией, как в «Субстанции» [23]. – Я засмеялась, вспомнив окончание нашумевшего фильма.
В учебное время почти каждое утро у нас начиналось одинаково: Берти после пробежки принимала душ, завтракала и заходила за мной, к счастью, идти ей было недолго – живем мы в соседних подъездах. Наша дружба была идеальной. Существовало только одно но между нами. Я была совой, а она – жаворонком. Чтобы Берти дала мне поспать подольше, я старалась заинтересовать ее косметикой. Пока она экспериментирует перед зеркалом, я могу валяться в кровати. Самый лучший план!
Берти встряхнула светлой челкой, приоткрыла рот и стала красить ресницы.
– А мы уже решили, что будем делать на Хэллоуин? – стараясь не попасть в глаз кисточкой, спросила Берти.
– Ой, совсем забыла, что Мюнхен – центр этого праздника! Обязательно нужно чем-то заняться! – съязвила я.
– Может, и не центр, но упырей повыползает немало. А это весело!
– Ты правда хочешь пойти развлекаться? – Я не разделяла всеобщего восторга от этого праздника, и тому была причина. Но о ней не хотелось вспоминать и тем более с кем-то обсуждать. Даже с лучшей подругой.
– Ты же знаешь, Леони, что в нашем городе Хэллоуин всегда проходит атмосферно. Мы не должны оставаться в стороне от веселья. Надо только только изучить программу развлечений на эти выходные. – Берти закончила красить ресницы и теперь оценивала свой внешний вид в зеркале.
– Что прекрасного в Хэллоуине? – Я сидела на кровати, поджав к себе колени и обняв их руками. – Серьезно? Пугать себя? Это то же самое, что делать татуировки, – причинять себе боль за свои же деньги. Как и выщипывание бровей, но его не считаем. Уродские костюмы, тыквенный кофе, аромат которого окутывает весь город, или фильмы ужасов, заполонившие кинотеатры? Лучше бы устроили второй День святого Валентина! Это же намного лучше! Шоколад, мармеладки и романтичные истории с хеппи-эндом.
– Будущий врач не должна пугаться крови и радоваться сердечкам в виде мягкого места, – повела бровью Берти.
– В первую очередь я девушка, а потом уже человек в белом халате! – Я показала ей язык, и она рассмеялась. Подруга взяла меня за руку и помогла встать с кровати.
– Зайдем по пути в новую кофейню? Хочу черный кофе с лимоном. Никак не могу проснуться!
– Конечно. – На сопротивление у меня не было сил.
В университет мы шли медленно. Возможно, дело было в моих высоких каблуках, а может, в том, что мы хотели насладиться атмосферой осени. В этом году была очень теплая погода, но я не смогла удержаться и надела широкие брюки, объемный вязаный свитер ментолового цвета и пальто ему в тон, из-за