Кто виноват - Мухтар Омарханович Ауэзов. Страница 7


О книге
погибшую дочь. Но Калиман, оплакивая при нем смерть дочери, причитала:

- Не показывайся мне на глаза, ты, черноликий Ислам! Разве не была она тебе ласковой сестрой? На кого ты поднял руку, злодей!

Рассказывая об этом своим домочадцам, Азимбек не скрывал своего презрения к сыну Скоро не только среди чужих, но и в своем родном ауле Исламу нельзя было показаться на людях. В каждом взгляде, в каждой улыбке, в каждом слове он видел брезгливую отчужденность и опасливое недоверие к себе.

Глава 8

Однажды Ислам приехал в соседний аул к родственникам. Жена хозяина аула Катима подошла к нему и смущенно сказала:

- Дорогой, среди больших бед молчит и стыд. Неудобно мне говорить об этом, но я вынуждена просить тебя, Ислам. Ты не осуждай меня, но моя невестка, жена твоего сверстника Кумакен, недовольна мужем. Я боюсь, что она может осрамить нас. Так вот, милый, сделай то, что ты умеешь делать, как утверждают люди, с такими, как она. Вылечи ты ее, пожалуйста, прошу, очень прошу.

Разгневанный Ислам резко оборвал Батиму.

- Не морочь мне голову!- крикнул он и быстро отошел в сторону.

Ничего не поняв, Батима осталась еще более уверенной, что Ислам знает необыкновенную тайну.

Бежать! Скорее бежать из степи, бежать из родного аула. Другого выхода у Ислама не было.

Ранним утром пароконная подвода запылила по дороге к далекому городу. Скоро она свернула в сторону. Несмотря на то, что приходилось делать большой крюк, Ислам приказал мальчику-кучеру ехать к зимовке Исмаила.

Стоял один из тех душных, знойных дней начала августа, когда все живое, прячась от пылающего солнца, не подает никаких признаков жизни: когда не слышно ни птичьего крика в небе, ни блеяния овцы в степи, ни ржания жеребца на горном склоне; когда одни лишь проворные кузнечики пронзительным стрекотом наполняют уснувший воздух да невидимая мошкара тянет высокую унылую ноту, недоступную человеческому голосу.

Не останавливаясь у пустынной зимовки, Ислам проехал к могильному кургану.

Курган одиноко высился на выжженном солнцем холме. Безлюдно, безмолвно и тоскливо кругом. Кажется, что грустное безлюдье степи наложило свой особый отпечаток и на полуразрушенный могильный курган.

Подъехав к кургану, Ислам сошел с телеги и неторопливо поднялся на вершину. Здесь, в гнетущем одиночестве, в чуткой кладбищенской тиши, высились ряды могильных бугров. Они поросли сухой колючей травой. За ними, на южной стороне кургана, чернела свежая насыпь, не тронутая ни знойными ветрами, ни освежающими ливнями. Из рыхлой земли поднимался широкий серый камень. Это была могила Газизы.

Словно слепой, шагнул Ислам к могиле. Он долго смотрел на маленький холмик и вдруг увидел на сухой земле запыленную книгу. Пораженный догадкой, он низко наклонился над ней. Да, это тот самый Коран! По нему, по этому Корану, маленькие ребятишки -Ислам и Газиза - обучались у муллы непостижимой арабской грамоте.

Дрожащей рукой Ислам раскрыл первую страницу старой книги и увидел на полях милые надписи, нацарапанные нетвердым детским почерком Газизы. На некоторых страницах старательно было выведено и его имя.

Ислам хотел поцеловать дорогие, неуклюжие строчки, но книга выпала из его рук, и он бросился на землю, с рыданием обнимая могилу навеки потерянной Газизы.

Огромное багровое солнце касалось своим раскаленным краем вершины дальнего холма. Вечерний ветер шелестел сухими травами. Где-то у водопоя призывно ржал жеребец. Откуда-то чуть слышно долетала песня.

Ислам тихо подошел к телеге. Лошади тронулись.

1923

Перейти на страницу: