Я на автомате прибираю рабочее место.
Мысли мечутся, как ненормальные. Разбегаются и появляются вновь.
Только одна стучит набатом: изменил!
Витя изменил мне и делал это не раз!
Какой-то назойливый звук мешает, разгоняет хоровод мыслей.
Не сразу понимаю, что это мой телефон звонит.
Муж.
Руки холодеют, сердце гулко колотится в груди.
Я должна взять трубку.
– Да, Вить?
– Жанна, я сегодня задержусь. Не жди к ужину. Сложный пациент, – говорит Виктор обычным тоном.
Муж ответственный врач. Мог круглосуточно наблюдать за пациентом после операции. Во всяком случае, он так говорил, но теперь я не уверена ни в чём.
Всё перемешалось.
В голове хаос.
В груди боль.
– Жаль, – отвечаю я. – Но раз надо, работай.
– Ты не заболела? У тебя странный голос, – заботливо спрашивает Виктор.
– Похоже на то, – я откашливаюсь. – Я приду домой и выпью лекарство. Не волнуйся.
– Обязательно больше теплого питья и ложись спать пораньше, – наставляет он меня. – Я тебя люблю, родная.
Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я не смогла бы сейчас ответить ему тем же.
– Спасибо, – шепчу я в трубку и поскорее отключаюсь.
Спасительные слезы ручьем льются из глаз.
Приносят хоть какое-то облегчение. Иначе, боюсь, сердце бы не выдержало напряжения.
Я плачу.
Долго.
Отчаянно.
Пока в голове не становится пусто.
Смотрю на часы. Сегодня я точно не смогу больше работать. Тело словно не моё, ноги наливаются свинцом.
Бесконечная, опустошающая тоска наваливается, как чугунное одеяло, пригибая к земле, лишая сил.
Я закрываю салон и бреду домой, чувствуя себя бесконечно несчастной.
Глава 3
– Жанна! – раздаётся капризный старческий голос, едва я переступаю порог квартиры. – Это ты?!
– Я, Ольга Романовна, – отзываюсь я.
Свекровь. Я даже забыла, что она уже месяц живет с нами, иначе не пошла бы домой в таком состоянии.
– Мне нужен чай! Срочно!
Я молча иду на кухню.
Ольга Романовна – старушка бодренькая. Вполне может налить себе чаю сама, но нет. Ей обязательно нужно, чтобы ей прислуживали.
Я захожу на кухню, везде грязные кружки, тарелки. Хлеб стоит открытый на столе, засыхает. Нарезка копчёной колбасы тут же, открытая и уже заветренная. Свекровушка себе бутербродики делала. Как мило! Хотя без конца стонет, какой у неё больной желудок. Я открываю холодильник. Ну конечно! Диетический супчик, который она требовала, стоит нетронутый.
Усилием воли, подавив в себе желание вылить суп вредной старухе на голову, я готовлю чай.
– Долго! – укоряет она.
Я сжимаю зубы. Раньше я не обращала внимания на её закидоны. Старый человек, что возьмёшь. Но сейчас я как оголённый провод, готова искрить по любому поводу. Нервы натянуты так, что я готова уничтожать всех, кто попадется на моем пути.
– Ох, что-то сердце у меня разболелось. Позвони Витеньке, – командует она, прихлебывая чай.
– Он звонил, сказал, что задержится, – говорю я, глядя на её румяное лицо.
– Ну да, он же у меня такой добросовестный. Не то что ты. Институт с красным дипломом закончил…
Я уже не слушаю. Эту тираду я слышала сто раз. Что я необразованная парикмахерша, а её сын – светоч науки.
– Хотела бы я посмотреть, как он бы учился, если бы я не зарабатывала деньги, чтобы нас прокормить, – зло выпаливаю я.
Свекровь замолкает. Смотрит широко распахнутыми глазами. Я никогда так ей не отвечала. Старалась сглаживать углы, делала скидку на возраст. В конце концов, она ведь мать моего любимого мужа.
Она вечно твердила, что её сын достоин самого лучшего, что они голубая кровь, потомственные дворяне. Что брак со мной – это мезальянс, и я должна быть безмерно благодарна, что её сынок выбрал меня.
А я кто? Крестьянка крепостная, получается?
Снова я жалею, что поддалась на уговоры Виктора, и он перевёз свою мать к нам, едва только Кира – наша дочь – вышла замуж и её комната освободилась.
Пользуясь паузой, я выскальзываю из комнаты свекрови. Медленно обхожу квартиру, разглядываю её так, словно вижу впервые.
Фотографии детей в рамках. Костик и Кира, ещё маленькие,