– Вы меня слушаете? – Амалия Экрон, молодая девушка с волосами цвета спелой вишни недовольно скривила губы.
– Да, да, – рассеянно проблеяла я и чинно сложила ладони на стол. – Что, говорите, вы хотите?
– Хочу развестись с мужем. Не люблю его, – с тяжелым вздохом произнесла она, опуская взгляд.
– Как бы скорбно это ни звучало, но по закону одна лишь нелюбовь – не причина, – осторожно начала я, внимательно всматриваясь в лицо клиентки.
За толщей пудры пряталась совсем юная девушка. Кажется, красясь столь вульгарно, она хотела выглядеть старше...
– В моем случае причина, – цедит, протестующе взмахнув длинными малиновыми ногтями. – Ему пятьдесят девять, мне двадцать. О какой любви может идти речь?
– И вправду, – оторопело выдавливаю я.
Напоминает нашу с Эдмундом историю.
Ему миллион лет, а мне на вид не больше двадцати двух.
Но наш с ним брак фиктивный. А вот брак этой девушки, судя по ее потухшему взгляду, со всеми вытекающими последствиями...
– А как вы вообще умудрились выскочить замуж за старика? – брякнула я и тут же поморщилась.
Сама-то не лучше... В свое оправдание скажу – Эдмунд мой спаситель.
– Понимаете, я осталась совсем одна, – со вздохом начала Амалия, нервно сцепив пальцы. – В прошлом году родители умерли в пожаре. Я в то время находилась в академии. Как только узнала, рванула домой, а там...руины. А у меня в карманах дохлая моль... Даже за учебу платить было нечем. Старый знакомый отца вызвался помочь, взамен попросив... – она недоговорила: спрятала лицо в ладонях и громко разрыдалась.
А мне вдруг тоскливо стало, хоть вой.
Сколько в этом мире таких, как я или эта девушка?
Сотни? Тысячи? Миллионы?
Сломанные, забытые, загнанные в ловушку...
– Не переживайте, – вытирая тыльной стороной ладони непрошенные слезы, сиплым голосом заявляю я. – Я вас обязательно спасу из этой...дыры.
В поместья возвращалась злой донельзя. Хотелось рвать и метать.
Хотелось взять палку и кого-нибудь хорошенечко ею отколошматить.
Желательно какого-нибудь потного грубияна, который только и делает, что лезет к женщинам и слюнями капает при одном их виде.
Под горячую руку попался муженек.
– Меня пригласили во дворец, – стоя на пороге его кабинета, хмуро заявляю я.
– Что-о-о-о? – вставная челюсть супруга упала на стол.
В переносном, конечно же, смысле. А жаль...
– Говорю, пригласили во дворец, – громко произношу, уперев руки в бока.
Оглох, пока не виделись, что ли?
– Это я понял, – Эдмунд морщится. – Но кто? И зачем?
– Как зачем? Я, между прочим, блестящий специалист.
– Ты? – белесые глазки супруга удивленно округляются, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не подбежать к нему и не похлопать по дряхлым щекам.
Спокойно, Роза.
Это всего лишь Эдмунд.
Благороден, не спорю. Но до мозга костей – патриархальный фанатик.
К сожалению, в его возрасте люди не подаются перевоспитанию.
Молчу, гневно сопя.
Муж продолжает с недоумением взирать, ожидая от меня внятного ответа.
Боже, все бы отдала, чтобы стать...свободной!
Ни тебе глупых ежедневных ритуалов в виде общих завтраков, ни тебе докладываний о каждом своем шаге...
– Наверное, из-за тебя, – спустя минуту произношу с натянутой улыбкой. – Ты ведь известный... правозащитник. Скорее всего, думают, что и твоя супруга такая же.
Эдмунд тут же преображается: кивает, сияет, будто медаль на грудь повесили.
– Пригласили завтра к обеду.
– Хорошо, – он аж покраснел от моей лести. – Если хочешь, можем отправиться вдвоем, и...
– Нет, – резко перебиваю я, замотав головой. – Это лишнее, дорогой супруг. У тебя и так дел невпроворот, не смею отвлекать.
– Но ради такого дела...
– Я сказала: нет, – перебиваю я, и Эдмунд, поджав губы, умолкает. – Доброй ночи, – с поклоном выхожу из кабинета.
– Возьми сопровождение, – доносится в спину.
– Всенепременно, – лгу без зазрения совести, нервно дергая правый рукав.
Прежде чем лечь спать, наелась так, будто не ела год.
А чего удивляться?
Заедаю стресс...
Всю ночь ворочалась с бока на бок, мысленно гадая, что сулит мне встреча в императорском дворце.
Увижу ли я императора?
Говорят, он мужчина хоть куда…
Хотя кого я обманываю?
Какой, к черту, император?
Максимум, что меня ждет, – разговор с придворной дамой, которую муж променял на юную горничную...
Разлепив глаза, выбрала лучшее из десяти одинаковых платьев, пригладила волосы, натянула уверенность на лицо и чинно спустилась к завтраку.
Слуги застыли при моем появлении, будто ждали чего-то… необычного.
Супруг бросил на меня взгляд поверх чашки – оценивающе, но молча. Осознав, что я не горю желанием вести с ним беседу, уткнулся в тарелку с овсяной кашей.
Я вяло ковырялась вилкой в тарелке, не обращая ни на кого внимание.
В груди уже пульсировало тревожное предчувствие – липкое, навязчивое, словно кто-то в темноте сжал горло и шепчет вопросы, на которые у меня нет ответов.
Глава 11
Позавтракав, послала лучи добра благоверному и помчалась на работу.
Работать точно не смогу.
Ощущение, будто после обеда меня поведут на плаху.
Но как, скажите на милость, перестать дергаться?
Сильная, независимая… пока не приглашают «на разговор» в высоких кругах. Сидишь, трясешься и лихорадочно гадаешь, откуда прилетит.
Когда-нибудь это тревожное состояние точно сведет меня с ума...
Может, стоило взять с собой Эдмунда?
Ну уж нет.
Ляпнет чего-нибудь в духе: «Она же женщина, что с нее взять» – я начну с ним исступленно ругаться, и нас выгонят из дворца, не успев даже объяснить, зачем звали.
Около офиса продавали кофе. Разноцветный ларек с деревянной мебелью.
Аналог кофейни из прошлой жизни. Но здесь разливали кофе по стеклянным стаканам, да и ассортимент скудный, так что...
Заказав себе два стакана черного кофе, уселась на деревянный стул.
Завсегдатаями этого заведения являлись мужики, и каждый раз, стоит мне прийти сюда, они пожирали меня похабными, оценивающими взглядами.
Просто пялились, не моргая, вызывая во мне дикое желание помыться. Я стоически терпела, делая вид, что не обращаю внимание.
Но сегодня...тревожно-нервное состояние дало о себе знать.
– Чего уставился? – цежу я, сжав стакан с такой силой, отчего пальцы зазвенели от боли.
Лысый мужик, явно не ожидавший от меня такой грубости, отвел глазки.
То-то же...
Привыкли, что женщина и рта раскрыть не может – потупит глазки и уйдет, поэтому и