— Ты издеваешься? — всё, что могу выдавить из себя.
— Это я-то? — он выгибает бровь, наклоняя голову набок. — На себя посмотри. Это ведь ты уничтожила мою одежду.
Я сжала кулаки, чувствуя, как каждая клеточка тела наполняется яростью.
— Ты первый начал, — цежу сквозь зубы.
Он усмехнулся, но зелёные глаза остались холодными.
— Берись за дело.
Я возвожу глаза к потолку, мысленно отчитываю до пяти, а потом, перешагнув шуршащие ткани, решительно шагаю к выходу.
Его Высочество резко преграждает путь, и я ударяюсь носом о его каменную грудь.
— Ауч, — говорю, потерев ушибленное место.
— Никуда не уйдёшь, пока не выполнишь приказ командира, — вкрадчиво произносит он. — Думаешь, будешь пакостить, а я закрывать глаза? Или, может, считаешь, что мои люди будут убирать за тобой следы твоих выходок? Нет, розочка, так не пойдёт.
Эш прав, не стоило лезть на рожон. И подвалов здесь нет, чтобы трусливо в них прятаться. Выбора нет. Передо мной сумасшедший, опасный тип, и надо срочно меня тактику.
— Вы правы, — опускаю взгляд. — Простите. Я всё исправлю.
— Конечно, исправишь, — самодовольно отвечает он, вызывая дикое, почти неконтролируемое желание наброситься на него с кулаками. — С завтрашнего дня будешь моей личной служанкой.
Поднимаю на него потрясённый взгляд и выдыхаю:
— Никогда.
Рейнард делает шаг вперёд и впивается пальцами в мой подбородок.
— Я хочу тебя видеть своей служанкой и буду тебя видеть своей служанкой. Ясно? Приказы начальства не обсуждаются, луковка. Будешь шить, стирать и готовить.
Он опускает взгляд на мои губы и со вздохом добавляет:
— Нет, готовить не надо, а то вдруг отравишь. Убирать будешь. Чистить доспехи. Поняла, розочка?
Я открываю рот, чтобы съязвить, но меня пронзает резкая боль. Тьма внутри поднимается, бурлит, скручивает, будто пытается разорвать меня изнутри.
Боже, как не вовремя... Именно в разгар моей перепалки с врагом!
Дрожащей рукой прижимаю ладонь к губам, чтобы не закричать, и медленно оседаю на пол.
— Что с тобой? — Рейнард хватает меня за плечи и пытается поставить на ноги.
— Не трогай меня... — шепчу, прикрывая глаза. — Я... я сейчас, это... это просто...
— Сила, которую ты до сих пор не обуздала, — с усмешкой изрекает принц, прижав меня к себе. — И почему я не удивлён?
— Отпусти меня! — пытаюсь его отпихнуть от себя, не получается.
Он тяжело выдыхает, наклоняется и жадно прижимается к моим губам, впиваясь поцелуем.
Воздух вырывается из лёгких. Я дёргаюсь, но он только крепче удерживает. В какой-то момент его зубы больно врезаются в мою нижнюю губу, и я, ошеломлённая, приоткрываю рот. Он тут же углубляет поцелуй, и всё превращается в яростное слияние.
Я замираю, потому что чувствую, как бурлящая во мне тьма отзывается. Она тянется к Рейнарду и вырывается наружу. Он, жадно целуя, вытягивает тьму, и вместе с этим уходит боль. Мне становится легче, настолько, что я уже не сопротивляюсь, позволяя ему целовать себя, хотя внутри всё протестует.
Когда он наконец отрывается, я открываю глаза и ошарашенно смотрю на него. Его дыхание тяжёлое, взгляд хищный.
— Какая ты вкусная, — хрипло произносит он, проводя пальцами по моей щеке. — И полезная. Усталость как рукой сняло.
— Ты…
— Что? — его голос обжигает губы, хриплый, опасный. — Я могу высасывать из тебя излишки тьмы. Тебе становится легче, а мне приятно. Оба в выигрыше.
Волна гнева поднимается во мне.
— Убери от меня свои грязные руки! — рычу и резко заношу ладонь, чтобы влепить ему пощёчину.
Он мгновенно перехватывает мою руку, не позволяя ударить, и с силой отводит её за спину. Мы оказываемся так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже.
— Остынь, луковка, — вкрадчиво тянет он. — Принимайся за дело. Закончи с шитьём, потом приготовь мне ванну.
Он отпускает меня так резко, что я едва не теряю равновесие, и уходит, даже не оборачиваясь.
А я остаюсь стоять в полнейшем раздрае, чувствуя, что пожирающей меня изнутри тьмы больше нет, но легче от этого не становится.
Глава 34
Разумеется, ни о каком шитье не могло быть и речи.
Во-первых, шить я и правда не умею. Во-вторых, даже если бы и умела, уж точно не стала бы этого делать. Ну и в-третьих, Рейнард оказался сумасшедшее, чем я думала, от такого нужно держаться подальше.
Я аккуратно сложила ткани в стопку и выскользнула из палатки.
Ночная прохлада пробирает до костей, заставляя меня поёжиться. Я тороплюсь к своему укрытию, стараясь не обращать внимания на дрожь, сковавшую тело. Но вдруг останавливаюсь как вкопанная.
Впереди, освещённые тусклым светом факелов, несколько воинов тащат пленников. Цепи звенят в тишине, и этот звук отдаётся в груди неприятным холодком. В кандалах идут три женщины — измождённые, с растрёпанными волосами и пустыми, потухшими глазами. Их лица в синяках и пыли, одежда висит лохмотьями. Позади плетутся трое маленьких детей, едва держась на ногах. Их щёки в грязи, а глаза распахнуты в немом ужасе.
Сердце болезненно сжимается, и на мгновение мне кажется, что весь мир вокруг поглотила тьма.
Я замираю в тени палаток, вцепившись руками в ткань рубашки. Сердце колотится со скоростью света, в груди жжёт от злости. Хочется выскочить вперёд, сорвать с них цепи, накрыть детей собой, но я понимаю, что это будет глупо. Нельзя действовать опрометчиво.
Воины тащат женщин грубо, без всякой жалости. Дети спотыкаются, падают, их дёргают за руки, подгоняя.
К горлу подступает тошнота.
И тут раздаётся знакомый голос, от которого мгновенно стынет кровь в жилах. Рейнард.
Он останавливается прямо перед воинами.
— Кто вам разрешил брать пленных? — его голос спокоен, но холоден, как сталь.
Воины вытягиваются, словно по струнке. Тот, что шёл самым первым, начинает спешно лепетать что-то про «приказ старшего», что «нашли подозрительных в деревне на окраине», что «надо проверить».
Рейнард медленно переводит взгляд на женщин и детей, затем снова на них.
— Шпионы? Эти женщины и дети? — мрачно спрашивает, кивком указывая на пленников.
Один из воинов пытается что-то возразить, но принц не даёт ему и слова вымолвить.
— Цепи снять. Немедленно. Ещё раз возьмёте в плен беззащитных, я лично вас прибью.
Воины торопливо подчиняются. Звенят замки, падают на землю тяжёлые кандалы. Женщины едва держатся на