II этом пункте, я полностью согласен с процитированным мною автором, и я также приведу следующее, согласное с моими личными наблюдениями, заявление: «что человек иногда пытается выяснить, реальны ли те сцены, которые предстают пред его глазами, или же они всего лишь плоды его сновидения, и тогда он может в большей или меньшей мере продолжить их, переделать их как ему будет угодно, или же прервать их пробуждением, если произойдёт что-то не так» [53].
Но по вопросу ясности [осознанности] идей в сновидении, и делании умственных работ, которые там можно совершить, я склонен придерживаться мнения промежуточного между мнениями Мюллера и Кабаниса.
Мюллер говорит: «Иногда случается, что человек в сновидении рассуждает с большей или меньшей правильностью. Он размышляет над вопросами, и он радуется, если находит решение. Однако, когда он проснётся, то часто обнаруживается, что решения, которые он считал найденными, оказываются чисто иллюзорными, и что то решение, которому он радовался лишено здравого смысла».
Кабанис, наоборот, написал: «Иногда в сновидении у нас возникают идеи, которых у нас никогда не бывало. Например, нам сниться, как мы беседуем с каким-то человеком, который говорит нам нечто, чего мы не знали., Ум и в самом деле может продолжать свои поиски в сновидениях; определённая цепочка рассуждений может привести его к идеям, которых у него не было; он может проводить по своей воле, так же как он то делает и в бодрствовании, расчёты, которые показывают ему будущее; наконец, определённые последовательности внутренних впечатлений, которые согласовываются с предшествующими идеями, могут привести в действие все силы воображения, и даже представить человеку какой-нибудь исход событий, подробности о котором он услышит (в сновидении) в каком-нибудь обычном разговоре» [54].
Думаю, здесь уместно сделать важные различия, в зависимости от характера умственной работы, о которой идёт речь. Работа, которая требует разумного применения массы сложных понятий, приобретённых изучением в реальной жизни, сравнений, рассуждений и последовательных умозаключений, так вот, эта работа, как правило, будет выполнена плохо. И, наоборот, та работа, которая требует больше вдохновения, чем хладнокровия, и для которой частичное опьянение не является помехой, та работа, при которой ум работает с простой, однородной материей, когда цепочки идей раскручиваются сами, как при простых математических вычислениях, например, или же, когда главными являются воспоминания и сравнения по аналогии форм, как при сочинении музыки, писании картин и при архитектурных композициях, так вот, эта работа может иногда исполняться превосходно.
Этот вопрос будет раскрыт немного позже в третьей части этой книги, посвящённой практическим наблюдениям. Там я попытаюсь объяснить и подтвердить на некоторых примерах то, что здесь я только упомянул.
У меня есть основание верить, что мои взгляды насчёт возможности управлять своими собственными сновидениями не были, по крайней мере, априори, неблагожелательно встречены знаменитым прусским физиологом, поскольку он также сказал: «Когда сновидение слишком близко подбирается к бодрственному состоянию, тогда человек хорошо чувствует, что он видит сон и, несмотря на глубокое убеждение, что это так, он может, тем не менее, продолжать видеть сон» [55].
Другой отрывок из книги того же автора также может его авторитетом поддержать некоторые из способов, которые, как я считаю, касаются управления сновидениями. «Свет горящей лампы, как и её угасание, во время сна человека, — пишет он, — оказывает определённое влияние на сновидения. Прекращение какого-то звука, к которому человек привык во время сна, вызывает в душе определённые идеи, так же как и возникновение непривычного звука» [56].
Определённо, если сразу же принять эти два существенных момента — действие воли во время сна, и действие внешних раздражителей на ход идей спящего человека — то мы будем не далеки от того, чтобы признать, что сновидения можно изменять и даже управлять ими по воле.
Я уже упоминал Бриера де Буамона. Чтобы точно следовать хронологическому порядку, мне следовало бы сказать сначала о статье «Сон», опубликованной в 1841 г. в «Новой Энциклопедии» знаменитым апостолом социализма г-ом Пьером Леруа.
Этот автор, сперва, и главным образом, старается показать, что этот предмет является пока одним из наименее освещённых человеческими познаниями; он сразу же нападает на самых именитых психологов и физиологов современной науки, чтобы показать, что ни одни, ни другие не дали сну и сновидениям удовлетворительного объяснения.
Теории Маженди, Биша, Гассенди и школы Лейбница очень подробно им раскритикованы. Он даже не пощадил Жуффроя: «Странный результат физиологии и психологии, обучаемой сегодня, — пишет он; — если я спрашиваю физиолога, в чём состоит сон, то он сразу же кивает на душу, поскольку, согласно ему, тело не представляет других явлений, кроме умаления в состоянии бодрствования. Ведь только душа, или, как говорят физиологи, разумная жизнь может объяснить сон. Временное прекращение или остановка разумной жизни — вот последнее слово физиологов; но когда я обращаюсь к психологам, — всё наоборот. Они кивают на тело; они не хотят слышать, что их душа спит, что она входит в особое состояние, что во сне она отличается от себя в бодрствовании. Это тело, — говорят мне они, — подвержено особому состоянию, которое они называют сном; душа слишком благородна, чтобы спать. Результатом этих двух наук, на данный момент, является отрицание существования сна, поскольку ни тело, ни душа не изменяются, и что физиологи и психологи поочерёдно отсылают друг к другу».
Заключение г-на Пьера Леруа и выражение его личного чувства таково: «наша сущность не является ни мышлением, ни материей; другими словами, наши идеи относительно мышления и материи как о независимо существующих — не что иное, как химеры и иллюзии; на самом деле нет ни чистого мышления, ни чистой материи».
Видим, для того чтобы удержаться посередине между психологами и физиологами, философ-социалист, отрицая изолированное существование мышления, сам впадает в материализм, который можно было бы называть чистым. Наша задача совсем не в том, чтобы вести дискуссии на этом поле, ограничимся здесь лишь тем, что в глазах г-на Пьера Леруа «сон не есть ни отключение души, ни отключение тела, но, наоборот, совместная работа души и тела, как и бодрствование, т. е. состояние, которое зовётся разумной жизнью, продолжается под другим видом, отличным от такового в бодрствовании, равно как и то что зовётся органической жизнью также продолжается под видом, отличным от вида, который эта жизнь имеет во время