И наконец, пользуясь сравнением, которое я уже приводил, можно сказать, что я предоставлю свою часть материала для возводимого здания, оставляя какому-нибудь более искусному архитектору заботу о завершении строительства.
Глава 2
Дневник моих сновидений и первые, полученные мною результаты. — Я привыкал всё лучше и лучше вспоминать то, что мне снилось, и пришёл к убеждению, что сна без сновидений не бывает. — Я обрёл способность знать, во время сновидения, что я вижу сон, и наблюдать в этом состоянии за деятельностью своего ума.
Как я уже говорил, мне исполнилось тринадцать лет, когда я начал вполне регулярно вести дневник своих сновидений. Этот дневник, состоящий из двадцати двух тетрадей, заполненных цветными рисунками, представляет последовательность из тысячи девятисот сорока шести ночей [1946], т. е. более чем пяти лет. Прежде чем углубиться в подробности содержащихся в нём рассказов и выводов, которые можно из них извлечь, сделаем сначала несколько общих замечаний об этих документах в целом.
И течение первых шести недель, в нём едва ли найдётся рассказ, который не содержал бы многочисленных пробелов. На каждом листе видны заметные пробелы, либо в сновидении, либо в воспоминании, которое я о нём сохранил. Иногда даже встречаются краткие пометки, которые просто указывают, что в такой-то день я не вспомнил совершенно ничего.
С третьего по пятый месяцы ведения дневника, недостатка в связности становилось всё меньше и меньше и, в то же время, подробности рассказов постоянно росли. Последнее упоминание о сне, сновидения которого не оставили в моей памяти и следа, относиться к сто семьдесят девятой ночи.
Можно ли заключить из этого факта, что с тех пор сны снились мне гораздо чаще, и что именно привычка к занятиям своими сновидениями во время бодрствования заметно повлияла на мою предрасположенность к сновидениям? Умение мыслить растёт с опытом; так что нет ничего необычного в том, чтобы распространить этот же закон и на умение больше сновидеть, в смысле, иметь больше более живых и более разнообразных сновидений; но многочисленные фрагменты моего дневника, написанные в то время, когда у меня ещё не было никакого укоренившегося мнения, доказывают мне, что всё дело именно в моём умении воспоминать свои сновидения, которое, в силу привычки, росло изо дня в день, или, лучше сказать, из ночи в ночь. Пытаясь отыскать воспоминания прошедшей ночи, мне, иногда, ни с того ни с сего, случалось вспомнить последовательность событий предыдущего сновидения, прежде забытого. Тогда я пришёл к выводу, что меня подводила именно память, когда я был склонен обвинять свои сновидения в пробелах. Это мнение, которое впоследствии стало для меня глубоким убеждением, а именно, что мышление никогда не угасает совершенно полностью, точно так же как и кровь никогда полностью не прекращает циркулировать, уже начало у меня складываться, когда я писал фразы, как эти:
«14 июня. — Этой ночью у меня не было сновидений, или, скорее, я ничего не вспомнил; так как мне кажется невозможным, чтобы я провёл целую ночь без снов».
«28 июня. — Ничего, абсолютно ничего; как я ни ломал себе голову, я так и не смог вспомнить, что мне снилось минувшей ночью».
«7 июля. — (После описания некоторых подробностей одного сновидения этой ночью): Только что мне вспомнилось сновидение, которое имело место в четверг на прошлой неделе, которое я совершенно не помнил после своего пробуждения. Я был на корабле… (и т. д. Идёт пересказ сновидения, и затем:) Это уже не первый раз, когда, только спустя несколько дней, я вспоминаю отрывки сновидений, которые я не вспомнил в тот же день; но это первый раз, когда мне случилось вспомнить сновидение полностью и после стольких дней. Я удивлён, потому что много раз я замечал противоположное, а именно, что для того чтобы хорошо вспомнить подробности сновидения его необходимо записывать сразу же после пробуждения, не начав думать о чем-либо другом».
Это последнее размышление ещё станет предметом некоторых частных наблюдений ниже. Сейчас же, я ограничусь лишь указанием на то, что шесть месяцев непрерывного внимания и ежедневного упражнения оказалось достаточно, чтобы приучить мой ум в момент просыпания всегда сохранять память о сновидениях прошедшей ночи.
Начиная с этого времени и в течение более чем двадцати лет мне ни разу не пришлось копаться в своей памяти по пробуждении, так как она не только сразу же предоставляла мне общее впечатление о сновидении, но ещё и сразу же воспроизводила весь сюжет сна.
Наши привычные дневные занятия и заботы оказывают огромнейшее влияние на природу наших сновидений, которые являются, в основном, отражением нашего реального существования. Эта истина кажется настолько банальной, что об этом и не стоило бы упоминать, если бы я не был обязан этой зависимости той способностью наблюдения за собой во сне, которая позволила мне собрать данные, которые я публикую сегодня. Привычка размышлять в течение дня о своих сновидениях, анализировать их и описывать привела к тому, что эти элементы моей повседневной умственной жизни так плотно вошли в мою память, что смогли проявиться в моём уме во время сна. Так, одной ночью мне снилось, как я записываю свои сновидения. По пробуждении, я крайне сожалел, что в сновидении не осознал этой исключительной ситуации. Какая прекрасная возможность упущена! — говорил я себе; сколько интересных наблюдений мог бы я провести! Эта идея преследовала меня много дней подряд и, благодаря тому что она осаждала мой ум, такой же сон не замедлил присниться, с той только лишь разницей, что теперь я имел совершенное чувство [=осознание] того, что я вижу сон, и я мог направлять своё внимание на те детали сновидения, которые меня интересовали в особенности, и при этом сохранять о них, по пробуждении, более чёткие и лучшие впечатления. Этот новый способ наблюдения постепенно достиг огромных масштабов. Он стал источником точных исследований, по мере того как я начинал относиться к своим исследованиям как к чему-то большему, чем просто времяпрепровождению.
Первое сновидение, когда я, спя, имел это чувство [=осознание] о своём настоящем положении, соответствует в моём дневнике двести седьмой ночи; второе — двести четырнадцатой. Ещё шесть месяцев спустя это же явление воспроизводилось, в среднем, два раза на пять ночей. К концу года — три раза из четырёх. И наконец, после пятнадцати месяцев, оно проявлялось почти еженощно и, с того времени, уже такого далёкого, я могу засвидетельствовать, что едва ли когда мне случается пребывать во власти иллюзий сновидения и при этом не обретать чувства