Разве здесь нет правильного и совершенно ясного рассуждения?
«Мне снилось, что я нахожусь в деревне, — на самом деле я был в Париже, — и я принимал у себя в гостях одного друга. Всё вокруг было зелёным, деревья были в своих летних нарядах. — Однако, как и в предыдущем сновидении, я находился во власти одной озабоченности. Я хотел встать в шесть часов утра, чтобы выйти навстречу моей сестре, которая возвращалась после весьма продолжительного отсутствия. — В визите друга, которого, как мне снилось, я принимал в деревне, не было ничего удивительного. Так что я мог бы принять без удивления картины, которые представлялись перед взором моего ума. Но мысли о том, что я жду свою сестру, что она должна приехать в Париж, а не в деревню, что сейчас на дворе зима, а не лето приходили мне на ум, и я рассудил, что всё, что я вижу, не может быть ничем иным, как сновидением, и что, вне всякого сомнения, я сплю. В этот момент я [сквозь сон] услышал бой часов; я насчитал пять ударов. Это стало мне доказательством, что я был в Париже, где проживаю рядом с церковью, часы которой бьют очень громко. Тут же я сделал вывод, что у меня есть ещё один час для сна, и, не позволяя своему уму обременять себя мыслями, которые могли бы привести меня к пробуждению, я, наоборот, сосредоточил всё своё внимание на образах, которые вызвало моё воображение; я слился с ситуацией, которую оно мне создало; я гулял под солнцем с другом, который был моим гостем, одним словом, я мирно продолжал своё сновидение».
Другой пример:
«Я подвергся тяжёлому воздействию ряда тех мучительных сновидений, во время которых человеку сниться, что он задыхается или, по крайней мере, он оказывается в крайне неприятных положениях. Но у меня было чувство, что я сновижу, и, понимая, с каким трудом мне снова придётся засыпать, в случае моего пробуждения, я захотел изменить своё сновидение, не пробуждаясь. Чтобы добиться этого результата, я испробовал многие средства, на которые я уже указывал. Но они не возымели действия; мучительные иллюзию постоянно возвращались. Тогда я заметил, что моя левая щека кажется мне горячее моей правой. Из этого я сделал вывод, что я вероятнее всего лежу на левом боку, и что если мне удастся повернуться, природа моих видений, быть может, измениться. Тогда я попытался в своём сновидении улечься на левый бок, затем перевернуться на правый с энергичной волей, в надежде, что мои мышцы и в самом деле последуют отданному им приказу, как часто случается во время сновидений, когда спящий жестикулирует».
Правда обязывает меня сказать, что этот опыт не возымел успеха, и в результате этого усилия, которое оказалось слишком реальным, я проснулся; но само рассуждение, тем не менее, было вполне логичным.
В эту категорию сновидений, где человек вполне правильно рассуждает, я могу включить почти все те сновидения, во время которых я пользовался осознанием моего истинного положения, чтобы изучать, продолжая спать, явления своего собственного сна. Я сейчас процитирую одно, которое, быть может, лучше было бы привести в главе о памяти, но которое совершенно естественно займёт своё место здесь:
«В глубине картины моего сновидения мне представилась одна улица, которую я распознал, как одну из улиц Севильи, где я не был вот уж десять лет, и мне сразу же вспомнилось, что на углу этой улицы должен находиться очень известный магазин мороженного; итак, я загорелся любопытством узнать, как моя память выпутается из испытания, которое состояло в направлении моего сновидения в эту сторону. Итак, я выбрал дорогу, которую следовало выбрать. Я увидел этот магазин в мельчайших подробностях; я узнал в нём все виды пирожных соответствующих форм и, среди прохладительных наедков, я увидел молочное мороженное с лесными орехами, чего впрочем я никогда не встречал. Тогда я подумал, что это как раз тот случай, чтобы проверить смогу ли я восстановить вкусовую память так же достоверно, как я восстановил эти образы. Я выбрал одно из этих воображаемых мороженых; поднёс его к своим губам, сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы хорошенько его распробовать, и я узнал, что моя память ошиблась и предоставила мне лишь ближайшее к требуемому ощущение. Она вынула на поверхность вкус миндаля, а не вкус орехов. Вскоре я проснулся усилием воли, дабы записать этот факт, который мне показался интересным с точки зрения изучения законов памяти, и который также относиться к поведению в сновидении способностей внимания, рассуждения и умозаключения».
Другой пример:
«Одним вечером я слышал крик сов в Б. (наше место жительства в деревне). Я лёг спать, мне снилось, что я только что приехал в Париж, и что я прибыл туда ночью; в этот момент те же самые совы, которых я слышал, возобновили свои противные крики. Я слышал эти крики в сновидении, в котором я видел себя в Париже. Тогда я рассудил так: Воистину, эти совы меня преследуют. Вчера, я слышал их в Б., сегодня я снова слышу их в Париже. В это же время мне показалось, что вижу одну из этих птиц, пролетающей над крышей соседнего дома».
Несколько аналитических наблюдений относительно этого последнего столь простого сновидения:
1) Внешнее восприятие — крик совы — ввёл новый элемент в существующее сновидение; но это не придало этому сновидению новое направление.
2) Крик совы, пробудив во мне представление этой птицы, настоящее ощущение, которое я получил через органы слуха, немедленно вызвал галлюцинацию, соответствующую органам зрения. Мне казалось, что я видел то, что слышал. Я встретил новое приложение того принципа, что мыслить о чём-то — это видеть это во сне.
3) Хотя мой ум и привёл меня к ошибочным впечатлениям, тем не менее, он не прекращал рассуждать правильно о воспринимаемых им ощущениях. Обманчивые видения убедили меня сначала, что я был в Париже и была ночь; в тот момент, когда раздался крик совы, я автоматически сделал из этого вывод, что, по крайней мере, прошло двадцать четыре часа с тех пор, как я слышал крики этих сов в Б., поскольку в реальности, я не мог быть в тот