Это было унизительно.
— Семнадцать и двадцать девять, — прошептала она, шагая по брусчатке. — Кто придумал эту систему? Математический садист?
Это означало, что любые вычисления в уме превращаются в пытку. Сложение цен, расчет сдачи — всё это требовало постоянной конвертации в неудобные величины. Это замедляло торговлю. Это усложняло бухгалтерию. Это было неэффективно.
«Зато это объясняет, почему они так гордятся тем, что считают в уме», — подумала Рин, — «Если ты можешь быстро поделить 493 кната на 29, ты, наверное, чувствуешь себя гением. Хотя на самом деле ты просто тратишь вычислительные ресурсы мозга на бесполезную ерунду».
Тосака Рин шла по брусчатке, стараясь не смотреть на верхние этажи зданий, чтобы не травмировать свое чувство равновесия. Дома здесь нависали над улицей, изгибались, подпирали друг друга, игнорируя гравитацию и здравый смысл. Это была эстетика хаоса, торжество «магии» над инженерией. Волшебники, очевидно, считали, что если стена не падает, то неважно, под каким углом она стоит к горизонту.
Улица расширилась, образуя небольшую площадь, и там, в точке схода перспективы, возвышалось Оно.
Здание.
Это был монолит. Белоснежный мрамор, сияющий даже под пасмурным лондонским небом. Колонны, уходящие ввысь, идеальные пропорции, строгая симметрия.
На фоне покосившихся лавок, торгующих жабами и метлами, это здание выглядело как космический корабль, приземлившийся посреди средневековой деревни. Оно доминировало над пейзажем. Оно подавляло окружающее пространство своим весом, своей белизной и своей подчеркнутой, агрессивной нормальностью.
«Гринготтс», — идентифицировала Рин.
Ей не нужно было читать вывеску, чтобы понять, что это. Архитектура говорила сама за себя. Это был храм. Храм порядка, и, что самое главное, капитала.
Единственное здание во всем этом квартале, которое выглядело дорого. Не в смысле «украшено золотом и бархатом», а в смысле фундаментальной стоимости материалов и работ. Мрамор такого качества стоил целое состояние. Его доставка и обработка требовали ресурсов, недоступных мелким лавочникам.
Это было заявление.
«Мы здесь власть», — говорил этот фасад. — «Мы здесь закон. Пока вы играете в свои волшебные палочки, мы держим фундамент этого мира».
Рин почувствовала невольное уважение.
Она подошла ближе, и её внимание переключилось с архитектуры на персонал.
У массивных бронзовых дверей, отполированных до зеркального блеска, стояли стражи.
Это были не люди.
Низкорослые, коренастые существа. Кожа смуглая, лица умные, но хищные. Длинные пальцы, несоразмерно большие ступни. Это были те самые создания, одного из которых она видела в пабе мельком, но теперь могла рассмотреть в деталях.
Гоблины.
В мире Рин встреча с представителем фантазматических видов обычно означала одну из двух вещей: либо ты нашел редчайший ингредиент для ритуала, либо ты сейчас умрешь. Волшебные существа ушли на обратную сторону мира сотни лет назад, уступая место человечеству. Встретить их в центре Лондона, стоящими на страже, было нонсенсом.
Но эти гоблины не выглядели как монстры из легенд.
Они были одеты в униформу. Алую с золотым шитьем. Идеально подогнанные мундиры, начищенные пуговицы, прямая осанка. Они не скалились, не рычали, не прятались в тени. Они стояли с достоинством гвардейцев Букингемского дворца.
Их магический фон отличался от человеческого. Он был плотнее, «землистее». Но этот фон был жестко контролируем. Никаких утечек, никаких спонтанных выбросов.
Эти существа были опасны. Рин видела это по тому, как они держали алебарды, по цепкости их взглядов.
Рин подошла к дверям.
Гоблин-швейцар, стоящий справа, повернул голову. Его черные глаза-бусинки встретились с взглядом Рин.
Она ожидала чего угодно: требования предъявить пропуск, рычания, проверки на наличие оружия. Но гоблин сделал то, чего она ожидала меньше всего.
Он поклонился.
Это был не глубокий поклон слуги. Это был короткий, сдержанный кивок профессионала, приветствующего клиента. Уважительный, но полный собственного достоинства.
Рин, рефлекторно следуя этикету, которому её обучали с детства, ответила легким кивком головы. Не кланяться в ответ было бы грубостью, а грубость с теми, кто держит ключи от твоих денег (или денег, которые ты хочешь получить), — это плохая стратегия.
Она прошла мимо них, чувствуя спиной их внимательные взгляды.
За бронзовыми дверями находился тамбур, ведущий ко вторым дверям — на этот раз серебряным. Белый мрамор ступеней под ногами был безупречен. Ни пылинки, ни царапины.
На серебряных створках была выгравирована надпись. Рин остановилась, чтобы прочесть её.
Входи, чужак, но берегись,
Коль в сердце алчность и корысть.
Кто брать привык, но не трудиться,
Сполна обязан расплатиться.
Раз ищешь в недрах под полом
Ты клад, добытый не трудом,
Вор, помни наш завет простой:
Здесь ждет не только клад златой.
«Поэзия», — взглянула Рин на надпись. — «Как банально».
Но за банальной рифмой скрывался четкий смысл. Это было не просто предупреждение. Это была декларация условий граничного барьера.
В магии слова имеют вес. Надпись на входе — это часть контракта. Входя внутрь, ты соглашаешься с правилами. Нарушишь правила (попытаешься украсть) — сработает проклятие или ловушка.
Рин проанализировала текст с точки зрения магии.
«Сполна обязан расплатиться» — принцип эквивалентного обмена, возведенный в абсолют. Вероятно, речь идет о жизненной силе или магии.
«Здесь ждет не только клад златой» — наказание для того, кто нарушит правила.
Это была серьезная защита. Куда серьезнее, чем барьер отвода глаз на входе в «Дырявый Котел». Там была магия, скрывающая объект от профанов. Здесь была магия, убивающая воров.
Это вызывало уважение. Наконец-то она видела место, где к магии относились серьезно. Где её использовали не для мытья посуды, а для создания неприступной крепости.
Она толкнула серебряные двери. Они открылись бесшумно, на идеально смазанных петлях.
И Рин вошла в главный холл.
Пространство расширилось. Потолок уходил ввысь, теряясь в полумраке, где висели огромные хрустальные люстры. Стены были облицованы все тем же белым мрамором, создавая ощущение холода и стерильности.
Зал был огромным. Он мог бы вместить небольшой стадион. Вдоль длинных стен тянулись высокие конторки, за которыми сидели десятки, если не сотни гоблинов.
Звук здесь был иным. Не хаотичный гул улицы, а шум большого, сложного рабочего процесса. Стук штампов, звон монет, скрип перьев, тихий шелест переворачиваемых страниц гроссбухов.
Атмосфера деловой активности. Бюрократия в её высшем, почти сакральном проявлении.
Рин медленно пошла по центральному проходу, стараясь не привлекать слишком много внимания.
Гоблины работали. Они не обращали внимания на посетителей, пока те не подходили к стойке. Они были погружены в свои расчеты.
Рин бросила взгляд на ближайшего клерка.
Гоблин держал в руках весы. На одной чаше лежала горка золотых монет — тех самых галеонов, которые показывал аптекарь. На другой — крупный, необработанный рубин.
Глаза Рин, глаза наследницы магии драгоценных камней, мгновенно оценили камень.
Чистота — высокая. Природная