Саттон молчала. Настоящий материнский прием — выждать, пока я сама не подниму глаза. Когда я все-таки посмотрела на нее, в ее взгляде была только мягкость и легкая тревога.
А это было хуже. Я не хотела, чтобы она копала глубже. Знала, что она уже видела больше, чем должна была. Так бывает, когда впускаешь людей хоть на шаг ближе. И она, и Роудс уже заметили трещины в моей маске.
— Он хороший человек, — тихо сказала Саттон. — Знаешь, он помог мне с ремонтом здесь. Просто так. Увидел, что мне тяжело одной.
Живот скрутило. Я этого не знала, но не удивилась. Роудс рассказывала немало историй о том, как ее брат всегда готов прийти на помощь тем, кто ему дорог. Но я не хотела этого знать. Не когда внутри уже гудел этот опасный, почти смертельный ток влечения. А значит — нужно держаться подальше.
— Я не собираюсь с кем-то встречаться, — сказала я. — Ни с Шепом, ни с кем бы то ни было.
Саттон вздохнула:
— Я понимаю. Правда. Я знаю, каково обжечься. После такого страшно даже подходить к плите.
— Это мягко сказано, — тихо отозвалась я. — Все хорошо, Саттон. Мне и так достаточно. После того, как Брендан разрушил почти все, я еще больше ценю то, что у меня осталось: Лось, мой дом, сад, дружба с тобой и Роудс. Мне не нужно большего.
Саттон плотно сжала губы, будто пыталась сдержать то, что очень хотела сказать. Но в итоге не выдержала:
— Я просто боюсь, что ты упустишь нечто прекрасное только из-за страха. Мужчины, как Шеп, — на вес золота.
Я изучала ее, пока внутри не вспыхнула ревнивая искорка:
— Он тебе нравится?
Глаза Саттон округлились:
— Нет! Не так. Он просто друг. Но я видела, как он на тебя смотрит.
Я снова напряглась, и Саттон это заметила:
— Не так, чтобы пугаться. Скорее так, будто он готов отдать все, лишь бы ты просто посмотрела на него.
Я закусила щеку. Надо было дать ей хоть что-то, иначе она не отстанет. А мне хотелось, чтобы она отпустила тему.
— Я просто не могу, — посмотрела ей прямо в глаза. — Это не для меня.
Потому что даже если мужчина будет самым лучшим человеком на свете, мой мозг все равно будет искать подвох. Ждать, когда он изменится. Постоянно искать скрытый мотив за каждым добрым словом. И спрашивать себя, как он в итоге меня разрушит.
Это не было бы честно ни по отношению к нему, ни ко мне самой. Я не хотела снова через это проходить.
Лицо Саттон погрустнело, но она сжала мою руку:
— Хорошо. Но я всегда рядом. Если что — обращайся.
Я кивнула:
— Спасибо.
— Сможешь постоять за прилавком? Думаю, мой торт уже остыл, пора покрывать его глазурью.
— Конечно. — Меня тут же накрыло облегчение, смешанное с виной. Но мне нужно было время, чтобы снова собрать свои баррикады. Они становились опасно тонкими.
Саттон скрылась на кухне, и вскоре они с Уолтером запели в такт старой балладе Тима МакГроу. Я принялась вытирать стойку и витрину, сосредотачиваясь на каждом пятнышке, лишь бы не думать о том, как мне одиноко. Здесь, в Спэрроу-Фоллс, никто не знал, кто я на самом деле.
Раздались шаги. Я выпрямилась и бросила тряпку в раковину. Натянула улыбку, приветствуя постоянную клиентку:
— Доброе утро, Райна.
Она ответила той же робкой улыбкой, что и всегда, ее светло-каштановые волосы прикрывали лицо, словно служили ей щитом.
— Доброе.
— Маффин с нутеллой и чай Эрл Грей? — уточнила я.
Райна кивнула, и волосы чуть сдвинулись, открывая ореховые глаза. Макияж у нее был сдержанным, но безупречным. И все равно я заметила слабый синяк под слоем тонального крема — прямо на скуле.
В горле запекло. Это был не первый раз, когда я замечала что-то подобное: синяк на руке, выглядывающий из-под рукава, пятна на запястье, когда она протягивала деньги. Но на лице — впервые.
Райна протянула десятку:
— Сдачи не надо.
— Спасибо, — постаралась я сохранить ровный голос, пробивая заказ. В ушах зазвенело, мысли завертелись. Может, я и правда выдумываю лишнего… но что, если нет?
Я почти ничего не знала о Райне. Только то, что она примерно моего возраста, молчалива и каждый день заказывает одно и то же. Может, она ходит на кикбоксинг. Или получила удар мячом на тренировке по софтболу. А может… все куда мрачнее.
Мысли вихрем крутились в голове, пока я сжимала щипцы, перекладывая маффин в бумажный пакет. Приготовить чай заняло всего пару секунд. Повернувшись к ней, я натянула на лицо радушную улыбку:
— Вот, держите.
Райна ответила своей привычной осторожной улыбкой:
— Спасибо.
Я пыталась уловить что-то за ее словами — хоть какой-то немой крик о помощи. Но ничего не прочитала. Она взяла свой завтрак и направилась к выходу. Внешне — та же сдержанная, спокойная Райна, какой я видела ее каждое утро.
Но я знала, как это — рисовать для окружающих картинку, которая не имеет ничего общего с тем, что чувствуешь на самом деле. Я сама в этом преуспела настолько, что временами начинала верить своим собственным лживым фасадам. Пока все не рухнуло.
У Брендана не было кулаков. Его оружием были слова и манипуляции. Он не оставлял синяков. А шрамы, что он оставил, были невидимы глазу.
И именно поэтому я иногда начинала думать, что схожу с ума — так, как он всегда и твердил.
Это напоминание о том, почему мне стоит держаться подальше от Шепа Колсона. Или любого мужчины вроде него. Если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, так оно, скорее всего, и есть. А даже если и нет — я все равно буду слишком напугана, чтобы за это потянуться.
4
Шеп
Дом требовал капитальной перестройки. Но именно это вызывало тот самый фантомный прилив энергии, словно мурашки бежали под кожей. Пальцы чесались взять карандаш и начать набрасывать эскизы того, что могло бы здесь появиться.
В этом всегда и был кайф — превращать то, что другие считали мусором, в нечто ценное. Да, я обожал задействовать всевозможные технологии, чтобы воплотить задуманное, но начинал всегда по-старинке — с карандаша и бумаги. Что-то в этом шуршании грифеля по листу открывало во мне поток идей и возможностей. А здесь их было предостаточно.
Этот проект был масштабнее всего, что я делал для себя, раз в десять. И от этого адреналин только