— Люголь? — пискнул Тимошка. — Ужас какой! Как вспомню, так вздрогну! Вонючая фигня на спице, которую в горло суют…
— И мед с редькой… — предположил Илюха, вспомнив, видимо, свой печальный опыт. — И молоко с маслом?
— Угу… — снова уныло подтвердил Димка". — Все так, Илюх. Я уж под конец думал, что окочурюсь. Изжога была после масла — будь здоров! Представлял себя партизаном в гестапо, которого фашисты пытают.
— Фига себе… — хмуро заметил Кирилл Лобанов. — Да уж… Моя бабушка только люголем ограничивалась. Гадость, конечно, редкостная, но потерпеть можно.
— Да вы не подумайте, пацаны! — Димка торопливо вступился за родственницу. — Бабушка у меня очень добрая. Просто…
Да все понятно… Я понимающе вздохнул, слушая рассказ приятеля.
Почти все поголовно советские родители, бабушки и дедушки были такими «просто»… У меня, например, бабуля вплоть до самой своей кончины была уверена, что бальзам «звездочка» лечит абсолютно все! А если выскочил ячмень, то надо, само собой, просто плюнуть в глаз… А компрессы из мочи — так и вовсе панацея.
— А чего врача-то тебе не вызвали? — удивился простодушный Миха.
— Какой врач, Мих? — вздохнул Димка. — В деревенской больничке он один всего. Спать домой ушел. И на Новый Год у него и без меня людей полно. Кто по пьяни подерется, кто на зимней рыбалке себе чего-нибудь отморозит…
— А самому сходить?
— Угу… По такой пурге пока дойдешь, замерзнешь, что тот ямщик… Короче! В общем, все бабуля перепробовала из своего пыточного списка, а я как кашлял, так и кашляю. И температура держится.
Ясен пень, температура у Димки держалась. Детский организм так боролся с простудой. И достаточно было просто ему не мешать.
— А у вас че, в детдоме простуду не лечили? — подал голос Леха Пряничников по прозвищу «Пряник».
— Лечили, конечно! — пожал плечами Миха. — Но Димыч, кажется, у нас все комбо собрал из народных средств. Короче, пацаны! Я считаю, что Зубов пока — главный претендент на приз.
— А в итоге я на четвертый день шести утра дождался, оделся тихонько и сбежал! — продолжал Димка, воодушевленный тем, что его рассказ сочли все-таки заслуживающим внимания. — Мне повезло: метель стихла, кое-как до станции добрался. Прыгнул в электричку — и давай зайцем в Москву! Только-только успел до дома добраться, отпер дверь, и прямо в прихожей вырубился… Сознание потерял. Помню только, как мама со сковородкой с кухни в коридор выходит. Только пару часов как из командировки вернулась. А я ей прямо под ноги шмякнулся. В общем, перешла моя простуда в воспаление легких… И провалялся я в кровати еще недели три. Одно радовало — мама бабулю к моему лечению больше не подпускала.
— М-да… дела… — подытожил Леха. — А у меня вот такая история случилась. Правда, летом, на даче… Я там тогда во-от такую рыбину…
Что случилось у «Пряника» на даче, и чем закончилась рыбалка, я так и не успел услышать… Неожиданно для себя отрубился и поплыл в объятия Морфея.
Я был абсолютно счастлив. Я молод, весел и беззаботен. Ну, почти. Если не брать во внимание тяготы жизни в училище, в частности — обязанности вице-сержанта. Живы и мама, и бабушка. И вот уже в ближайшее воскресенье они ждут меня дома, в увольнении. А еще завтра после обеда на КПП ко мне должна прийти моя девушка Настя…
Словом, не жизнь, а сказка! И в гостях у этой сказки я собирался оставаться так долго, как это было возможно!
Глава 3
Настал еще один день моей второй юности.
У Димки Зубова на следующий день было просто прекрасное настроение. Как выяснилось, пока я пребывал в объятиях Морфея, «Зубило» все-таки сорвал главный приз в виде пакета с пряниками за самую впечатляющую историю с каникул.
Пацаны во взводе единодушно прониклись сочувствием к парню, который испытал на себе все советские способы лечения, и сочли, что «Зубило» однозначно заслужил вкусняшку. А посему кулек был торжественно вручен Димке уже под покровом глубокой ночи, когда каждый из суворовцев рассказал свою историю. Впрочем, без порции быстрых углеводов никто не остался. Щедрый паренек, естественно, поделился со всеми участниками конкурса.
Я ничуть не обиделся, что выбор победителя был сделан без меня. В жюри я, признаться, никогда не стремился. Бравировать лычками вице-сержанта тоже не любил без надобности. Да и Димку, признаться, было жалко. Рассказ о том, как его лечили всем, чем можно, и простуда потом перетекла в двустороннее воспаление легких, меня очень даже впечатлил. Дражайшая бабуля моя, Ефросиния Трофимовна, само собой, тоже не брезговала ни люголем, ни прочими «очень действенными» советскими методами по избавлению от хворей.
Слово «люголь» я, как и почти все советские школьники, еще лет в пять выучил. Но таких страданий, как нашему Зубову, мне не доводилось испытывать. Не удивительно, что душа поэта в конце концов не вынесла экспериментов, и пионер с первыми петухами пулей свинтил обратно в Москву из дачного гестапо… И даже высочайшая температура не помешала. Еще бы! Жить захочешь — еще не так раскорячишься!
Да и банки мне, к счастью, никогда не ставили. Я, наверное, был одним из немногих, кому так повезло. А все дело в том, что мама моя хорошо помнила, как в детстве ей этими самыми банками однажды хорошо прожгли спину, да так, что след остался на всю жизнь. Поэтому, когда нас с одноклассниками как-то потащили в бассейн на занятия после сезона простуд в Москве, у меня у одного в классе оказалась спина без характерных кружочков. Пацаны и девчонки очень удивлялись и спрашивали, как так получилось.
А вот подышать над картошкой — это обязательно! Никакие отговорки не принимались. Целебный пар, исходящий от очищенных клубней, согласно легенде, должен был вылечить все: простуду, понос, перелом и даже внематочную беременность. Причем потом картошку, над которой дышал болезный, разумеется, не выкидывали. А очень даже ели. Брезгливость — это вообще не про советских людей.
Впрочем, мне над картошкой дышать даже нравилось. Я, еще совсем мелкий, от кого-то из взрослых тогда услышал, что есть какие-то финны, которые ходят в сауны… И представлял себе всякий раз, сидя над огромной дымящейся кастрюлей под одеялом,