Портрет поэта С. А. Есенина. 1923 год
Минский исследователь творчества Наппельбаума Александр Величко сделал недавно сенсационное предположение: мастер портретной фотографии в начале ХХ века был связан с революционным еврейским подпольем. Отец его был сборщиком налогов в еврейской среде, а сын по поручению отца непосредственно занимался сбором денег. Позже, в юношеские годы, он продолжал эту деятельность, но в качестве уже революционного казначея. Его студии были, по предположению исследователя, конспиративными квартирами, где можно было незаметно обменяться информацией, передать-получить деньги, и всё это скрытно, без привлечения внимания агентов охранки и полицейских. Этим же обстоятельством А. Величко объясняет и постоянные путешествия Наппельбаума, и его американский вояж.
Гипотеза очень увлекательная и увлекающая, но, впрочем, никак документально не подтверждённая.
Наппельбаум, как говорится, многое унёс с собой в могилу. Он был человеком, умеющим хранить молчание. Дожив почти до 90 лет, он ничего не открыл из того, что могло бы пролить свет на его тайны, которые, думается, на самом деле были. Слишком много в его мемуарной книге пропусков, пробелов и фигур умолчания, слишком много недоговорённостей, а некоторые пассажи его мемуарной книги прямо противоречат найденным документам.
Думается, он хорошо понимал, в какое время живёт, осознавал все опасности, связанные с его публичным статусом. Он снимал в том числе людей, имена которых впоследствии были стёрты из советской истории. Эти люди, даже будучи уничтоженными, в контексте реалий опасного времени невольно отбрасывали тени на него самого, на его семью. Он мог поплатиться за короткое знакомство, за один визит портретируемого в его студию. Он мог поплатиться за мифические деяния, за то, чего никогда не делал. Он знал, что дочь Ида попала в лагеря за уничтоженный много лет назад портрет Гумилёва.
В то же время Наппельбаум был простодушным и наивным человеком. Однажды, уже после войны, он возвращался со съёмок Молотова и не нашёл ничего лучшего, как сказать шофёру: «Не понимаю, как такой глупый человек мог стать премьер-министром». За такую фразу в те годы можно было угодить в самые непригодные для жизни места. Но ему за это ничего не было! Правда, после крамольной фразы его перестали приглашать на съёмки членов Политбюро, но что значила такая опала в сравнении с опалой тех неосторожных, которых взяли в своё время за язык!
Влияла ли наивность мастера на его видение человека, стоящего перед фотокамерой? Иными словами, мог ли он психологически точно нарисовать портрет, не зная ничего о самом человеке? Известно, что прежде чем сделать снимок, Наппельбаум долго присматривался к герою нового снимка, беседовал с ним, задавал вопросы, усаживал его и так и сяк, поворачивал, менял ракурсы и направление освещения. На это уходило много времени, но результат, как правило, впечатлял.
«Прошлое человека, – писал Наппельбаум, – его мысли, взгляды на жизнь, отношение к людям – всё, что видят глаза человека и как они видят, всё это оставляет свой отпечаток на его лице… Умеющий – да читает» [14].
И ещё: «В лице всегда есть определённые приметы ума, интересов, душевного мира человека, – добавлял мастер, – их нужно найти, когда он спокойно позирует перед аппаратом. Зачастую признаки характера раскрываются вовсе не в тех чертах и деталях, которые бросаются в глаза с первого взгляда. Они бывают даже невидимыми для неопытного глаза. Мне помогла работа над портретами людей, которых я хорошо знал. Она обогатила мой опыт, моё понимание человеческой психологии. Имея понятие о характере человека, я научился разбираться в приметах его индивидуальности, понимать его выражение лица, делать обобщения на основе своих наблюдений» [15].
Однако многие портреты фотографа – как можно понять, если пристально вглядываться в них, – являют собой некий смоделированный образ, не зеркальное, а идеализированное изображение. Наппельбаумовский Ленин – благодушный старичок, добрый дедушка, Сталин – просвещённый правитель, справедливый заступник и оборонец ото зла, Берия в вышиванке и с заклеенным ухом – человек из толпы, обладатель умного, благородного лица, Урицкий – интеллигент и интеллектуал в безупречном буржуазном костюме, в пенсне с модным шнурком, Молотов – строгий, полный внутреннего достоинства государственный деятель, обременённый делами и заботами. Эти образы не отвечали ни реальным делам означенных персонажей, ни их внутренней сути. Но это сейчас мы многое знаем, а в те далёкие времена исторических знаний было совсем мало, к тому же они были искажены текущим моментом. А главное, нужно было соответствовать, то есть быть в русле созвучных тому времени представлений. В портрете нельзя представить для сообщения зрителю всю историю человека, его мысли, дела, поступки, победы и поражения, ошибки и прозрения. За кадром остаются его преступления и добрые дела, а фотографический снимок является лишь мгновенным слепком реальности, отображающим только момент, мгновение вечной жизни.
Портрет экономиста и публициста Розы Люксембург
Портрет Н. С. Хрущева. 1936 год
Когда началась война, Наппельбауму было 72 года. В составе группы мастеров искусств его эвакуировали в столицу Кабардино-Балкарии Нальчик.
Отъезду предшествовала драматическая история: для эвакуации подали старые вагоны, в которых мест оказалось меньше, чем было необходимо. Наппельбаума с семьёй вычеркнули из списка эвакуируемых. Ходатайство высоких лиц не помогло, и фотографу с больной женой и младшей дочерью пришлось выбираться самостоятельно. В переполненном плацкартном вагоне негде было сесть. С большим трудом семья всё же добралась до Нальчика.
Здесь все эвакуированные, в числе которых были актёры, режиссёры, писатели, художники, включились в дело помощи фронту, каждый работал на том месте, где мог приносить пользу. В Нальчике был местный министр культуры Т… в, который помогал Наппельбауму и делал всё, чтобы его поддержать. С подачи министра пожилого фотографа сразу направили на съёмки членов правительства республики, передовиков военного производства, раненных на фронте бойцов. Кроме того, в предоставленной ему лаборатории он делал фотографии для местного театра и республиканского музея. Министр Т…в связал его также с городскими предприятиями, от которых Наппельбаум получал заказы.
В Нальчике мастер чувствовал себя полезным и причастным к судьбам Родины.