— И все остальное тоже… совсем не так, как говорила мама, — опять покраснев, добавила Джессика. — Но мне лучше закрыть рот на замок, иначе мама потребует мою голову.
— Лучше или хуже?
Она что, всерьез не собирается делиться подробностями, подвесив ее на крючок любопытства?
— Я должна идти. — Джессика повернулась к двери. — Эйден и мама ждут внизу, и я не сомневаюсь, что она устроила ему допрос, когда ждать внука. Поговорим об этом в следующий раз.
Элизабет тяжело вздохнула. У нее появилось множество вопросов, на которые хотелось получить ответы, но Джессика не скажет ни слова, когда торопится. Поцелуям придется подождать до следующего раза.
— Ладно. Иди спасай Эйдена.
Джессика вдруг вернулась и порывисто обняла сестру.
— Должна сказать, я безумно рада, что ты поменяла мнение насчет ухаживания и замужества. Мне было бы невыносимо думать, что ты всю жизнь так и проведешь в одиночестве. Как синий чулок.
Джесс поцеловала сестру в щеку и удалилась, шурша юбками цвета лаванды, в облаке аромата орхидей.
Лиз, ошеломленная, бесконечно долго осматривала пустую комнату, когда сестра ушла. Даже в самых диких фантазиях ей бы не привиделось, что Джессика, сама робость и скромность, пробудит в ней желание отбросить прочь книги, выйти в свет и узнать наконец, что такое поцелуй мужчины. Но слова сестры были не только обычной провокацией: теперь Лиз отчаянно захотелось узнать то, что знала Джесс, и, кроме того, испытать это.
Конечно, Джесс не догадывалась, что сестра всего лишь сделала вид, будто поменяла мнение насчет ухаживаний и замужества, хотя совсем необязательно выходить замуж после поцелуя. Только Джессика с ее установкой во всем следовать правилам не представляла одно без другого.
Прожить остаток жизни синим чулком? Запросто! А вот девственницей… пожалуй, нет.
Глава 8
Лондон, Гайд-парк. Вторая половина следующего дня
Кристофер притормозил двуколку у розария. Торнбери рассказывал ему об этом месте. Все огромное пространство здесь было засажено розами самых разных сортов и цветов, но в одном месте росли только розовые — их высадили по распоряжению Торнбери специально для Джессики в прошлом году.
Во время поездки в парк Элизабет почему-то хранила молчание. Кристофер не мог понять, что тому причиной. Леди Элизабет согласилась поехать на прогулку, но теперь, когда они были на месте, почему-то выглядела сердитой. Вчера она ясно дала понять, что лучше будет читать, чем принимать чьи бы то ни было ухаживания, а еще спросила, почему он так серьезно относится к своей роли ухажера. Сент-Клер долго думал над этим, пытаясь найти ответ, но не преуспел. Почему он действительно так старается? Да, проиграл пари, что правда то правда, но правдой было и то, что он не желал делать что бы то ни было кое-как, каким бы странным это ни казалось. Существовало еще кое-что, но об этом он предпочитал не думать: ему нравилось проводить время в компании леди Элизабет, когда можно шутить, обмениваться остротами, подтрунивать друг над другом, состязаться в эрудированности.
Но все это с одной стороны, а пугала его другая. Леди Элизабет была чертовски привлекательна и непредсказуема. Всякий раз при встрече она удивляла его, и вчерашний день не стал исключением. Он ожидал получить благодарность за визит, а она вывела его в сад и отчитала как школьника. Интересно, что она выкинет сегодня. По правде говоря, он ожидал этого с нетерпением последние двадцать четыре часа.
Сегодня леди Элизабет была великолепна, благоухала божественно, и — чтоб ему провалиться! — его нестерпимо тянуло к ней. Но это не имело значения, он просто выполнит свою часть сделки. Кроме того, он не может потакать своим инстинктам: она невинна и не из тех, с кем допустимо проявлять легкомыслие, — и должен держать руки при себе.
Отбросив прочь все эти мысли, Кристофер остановил лошадей под огромным дубом, привязал к столбу ограды и поспешил помочь спуститься леди Элизабет. Она уже поднялась и даже собиралась спрыгнуть сама, как и следовало ожидать.
— Я не ребенок: могу обойтись без помощи.
Отступив на шаг, Кристофер сделал широкий жест рукой, словно предлагая в дар все пространство, какое ей требовалось.
— Да ради бога! Прыгайте.
И она прыгнула, но, если бы Кристофер вовремя не подхватил, непременно рухнула бы на землю. Одной рукой удерживая за талию, а другой — за запястье, он поставил ее на ноги, и губы их оказались в считанных дюймах друг от друга: до него донеслось ее легкое дыхание.
— Полагаю, что заслужила это за самонадеянность, — со смешком буркнула Лиз.
Улыбнувшись, Кристофер покачал головой. Все понятно? Именно это ему в ней и нравилось: ничего не принимать всерьез. Он неожиданно поймал себя на том, что легонько поглаживает ее запястье большим пальцем, и, быстро убрав обе руки, с трудом сглотнул и отступил на шаг. Чувство вины овладело им, потому что ему понравилось дотрагиваться до нее гораздо больше, чем было приемлемо.
Леди Элизабет смотрела в сторону, и у него появилась возможность полюбоваться ею. Волосы у нее были собраны в пучок, но сейчас множество прядок торчало из-под шляпки, которая, казалось, лишилась ленты, но сегодня по крайней мере удержалась на голове. Вчера шляпка сидела у нее набекрень, и ему это очень понравилось. Сегодня Элизабет хоть и была в перчатках, одна слегка запачкалась, а платье смотрелось так, словно его только что вытащили из сундука. Господи, как ему хотелось поцеловать ее! Но как абсолютно неприемлемую, эту мысль следовало выкинуть из головы. Немедленно!
Встряхнувшись, Кристофер указал на розы:
— Эти цветы Торнбери посадил для вашей сестры.
— Джесс говорила, но я здесь никогда не была. — Лиз окинула взглядом целое море цветов и в восторге воскликнула: — Какая красота! И все розовые, которые обожает Джесс.
— А какие цветы любите вы? — тихо спросил Кристофер, мысленно поклявшись, что доставит ей все, о чем она скажет.
Повернувшись к нему, Лиз удивленно захлопала глазами, сбитая с толку:
— У меня нет предпочтений в цветах, хотя мне кажется, я всегда любила сирень.
— Но сирень принято преподносить даме сердца.
Она улыбнулась:
— Какая разница? Это же все игра. Ладно, приносите мне розы, так и быть.
Кристофер, разглядывая ее профиль, подумал, что это немного грустно: ей не хочется каких-то особенных цветов, по своему вкусу.
— Ваша матушка и сестра знают, что розы вам безразличны?
Лиз засмеялась:
— Не уверена, что они хоть что-то знают об этом.
— Почему?
Обернувшись к нему, она слегка нахмурилась:
— Мы редко говорили о цветах.
— Но вы же знали, что Джессика обожает