— Успела. Но есть нюанс, — усмехнулся Вениамин. — По информации моего однокурсника, Ангелина Попова — единственная наследница имущества и банковских счетов сестренки. Она получит по закону в пять раз больше теперь, чем когда она в роли тайного кошелька хранила незадекларированные капиталы Тоси — старшенькой.
Друзья раздумывали над услышанным от адвоката. Есть о чем поразмыслить.
— Еще новости, — продолжил энергично Вениамин. — Хорошая: Марии разрешили передать личные вещи. Белье, тапочки, футболки на смену. Я вечером к вам на озеро заверну, заберу. Плохая: если продлили срок задержания и разрешили вещи передать, то… Клава, вы бывший сотрудник органов карающих… сами озвучите вывод?
— Способны этапировать из ИВС в следственный изолятор, — мрачно изрек Клавдий. — А затем привезти обратно по истечении срока задержания.
— ИВС — жесть, но следственный изолятор — полная труба для столь домашнего, бесхитростного и неподготовленного создания, как моя подзащитная! У меня с подполковником Лейкиным сложились нормальные человеческие отношения, я его попробую уговорить не переводить ее сейчас в СИЗО, вопреки желанию следака. Но если мы ее не выдернем из застенков в оставшиеся трое с половиной суток, дальше будет только хуже для всех, — подытожил Вениамин.
Он дал отбой, скинув им ссылку на сайт департамента и на личную страницу Акакиевой в VK.
— Когда Синьор КГБ фактически жаловался нам на тотальное одиночество и своих деток-хищников и сетовал: мол, только и ждут их, стариковской, смерти, мечтая завладеть всем и все изменить, — заметил Клавдий на пути в Петеряево, — он прозрачно намекал нам на ситуацию Товарища Мадам и ее домашнего окружения. Упирал в основном на ее сестру. Но теперь всплыли шкурные интересы шофера Филимонова. Солидное наследство сестры и дорогая недвижимость у водилы — разве не поводы расправиться с отставной козы барабанщицей?
— Хочешь сказать, произошедшая трагедия в ее доме не ограбление, а лишь его инсценировка? — уточнил Макар. Он сидел рядом с Клавдием, управлявшим внедорожником, углубившись в телефон. — Сейф взломан. Ну, положим, водитель мог его распотрошить, мужчина ведь. Но пожилая женщина? Сестра Ангелина? Она-то вряд ли способна пробить дыру в стенке сейфа.
— Орудовали обычным слесарным инструментом, по-дилетантски. Я тебе на месте убийства по нотам расписал: скорее всего, взяли долото, лупили по нему молотком, проделали дыру и отгибали края плоскогубцами. Сейф обычный, не банковский, толщина его стенки невелика, — рассуждал Клавдий. — А если дыра для отвода глаз? Электронный замок сейфа открыли кодом? Сестра или шофер-любовник, даже если они не знали точный, подобрали бы. Акакиевой семьдесят три, память уже сбоит. Обычно для кода пожилые люди выбирают набор значимых цифр — их просто нельзя перепутать или забыть. Например, дату рождения, собственную либо близкого человека. У Товарища Мадам, кроме сестры и племянника, нет никого. Вычислить нетрудно. И еще… Я вспоминаю раны Акакиевой… Кажется, и приканчивали ее обычным молотком, судя по их виду. Наносили удары и носом головки молотка, и тупым бойком. На виске у Дмитрия Матвеева гематома, ее тоже могли нанести молотком.
— Но убийца перевез его тело в тупик на пути. Сестре Ангелине по силам сотворить подобное? Ну, шоферу — да, он бы смог. Но сестра? — усомнился Макар.
— Перевезла на машине, волоком его перемещала, а ливень смыл следы волочения, — ответил Клавдий. — Нам позарез надо знать показания тайного очевидца! Он-то что видел? С кем он перепутал Машу? Нашей новой версией про родственников снимается главная нестыковка — почему Матвеева не бросили, а увезли… ЧП на железной дороге — мясорубка, она ликвидирует все предыдущие следы, например ДНК убийцы, если оно осталось на Матвееве при контакте, борьбе или сопротивлении… Когда его шарахнули молотком по виску.
Макар задумчиво кивнул и показал находки в Сети. На сайте департамента сохранился единственный снимок Акакиевой: она запечатлела себя в командировке в КНДР в окружении «северокорейских товарищей». Кашемировое пальто от Loro Pianа Товарища Мадам странно, нет, почти саркастично-буржуазно смотрелось рядом с полувоенной формой северокорейских функционеров, а ее снисходительная улыбка контрастировала с их настороженными, напряженными физиономиями. Больше снимков оказалось на ее личной странице «ВКонтакте» — с селекторных совещаний, с бизнес-выставок, из командировок по стране. Комментарии под снимками отключили.
— Мне не терпится пообщаться с ее амантом, — потер руки Макар.
Адрес, названный Филимоновым для встречи, оказался захолустной пивной. Петеряево, застроенное хрущовками вперемежку с панельными восьмиэтажками, был самым обычным, довольно скучным подмосковным рабочим поселком.
— Пивбар «У Сидорова» без понтов, — объявил Клавдий, сверяясь с адресом в навигаторе, оглядывая вывеску, паркуясь.
Филимонов ожидал их на открытой веранде. Он поднялся им навстречу из-за стола, где в одиночку степенно прихлебывал светлое из высокого бокала. Для своих шестидесяти лет шофер Филимонов выглядел неплохо — невысокий, кряжистый, по-моряцки слегка кривоногий, но ладно скроенный, загорелый. Этакий «настоящий мужик-надега», облаченный в аккуратно отглаженные рубашку с коротким рукавом и брюки. Впечатление портил лишь слегка выпирающий над ремнем пивной живот.
А Филимонов сам внимательно изучал двух незнакомцев, свалившихся ему на голову по протекции Бабкина. Вежливые, молодые и наглые: отпрыск Псалтырникова (покойного знакомца Тоси) и его охранник — Терминатор в натуре. Бабкину — Синьору КГБ — Филимонов отказать не мог — большой, уважаемый человек даже в отставке и работодатель щедрый. А Тося… Ах, Тося, Тося… Глядя на собеседников, Филимонов вспоминал Антонину Акакиеву. Пятнадцать лет назад все началось у них. А до этого он возил Акакиеву почти полтора года в качестве ее личного шофера и вел себя тише воды ниже травы. Да и не возбуждала она его — баба-начальница, старше его на тринадцать годков. А в тот вечер приказала вдруг после затянувшегося регионального совещания править путь не в гостиницу, где проживала в командировке, а на турбазу «Таежное», с банями, саунами, бильярдом и номерами. Вроде она его и не соблазняла тогда по-женски, нечем уж было соблазнять в ее-то возрасте… Предложила просто, вспыхнув от волнения: «Попаримся, Жорик?..» После бани в халатах вместе поднялись в номер и легли в койку. Овладев своей начальницей, Жора Филимонов внезапно для себя открыл в суровой Антонине Авдеевне неожиданные черты характера. Жарко обнимая его полными руками, обливаясь потом, она шептала ему: «Жорочка, соколик, сладкий мой, ненаглядный… Я ж простая… Ты из народа, и я из народа. Ты — морячок, а я деревенская девчонка в прошлом. Не робей со мной, будь посмелее, покруче… Я ж одна весь век, все одна, одна… Сил моих больше нет терпеть пустоту!»
И она горько зарыдала в постели, осыпая его тело жадными поцелуями, сама возбуждая его уже страстно и бесстыдно. И в душе Жоры Филимонова все сразу перевернулось: презирая Тосю-начальницу за ее