Принц: Вы задумались? Обо мне?
Золушка: Так ждала сегодняшний вечер, Клав… Принц.
Принц: А если задам вам один вопрос?
Сияющее лицо сильно загримированной Маши, обращенное к нему подобно подсолнуху, тянущемуся к солнцу…
Принц: Один мой братан… знакомый… тоже принц… тоже, в общем, не трус, не скуф и находчивый… встретил незнакомку… Короче, он на нее запал… Что бы вы ему посоветовали?
Король за роялем, по сценарию, заиграл Forsaken Waltz юного композитора-гения. И Принц закружил Золушку в вальсе. Сашхен таращился на танцующую пару и хохотал от счастья! Сильно прижимая горничную Машу к себе, обнимая ее здоровой рукой за необъятную талию, Клавдий отрывал ее от пола, приподнимая, заставляя серебристую юбку из органзы парусить. «Вы как сон или виденье, вдруг нечаянно коснусь… Перед вашей красотою словно мальчик я дрожу…» [2]
Принц-Клавдий… Что на него нашло? «Вдруг забудусь на мгновенье…» [3] Стук Машиного сердца… обожание в ее взоре… мольба… Принц, проигнорировав боль в раненом плече, лихо вскинул увесистую Золушку на руки и…
— И жить они долго и счастливо! — восторженно на русском возвестила Лидочка, полностью погрузившаяся в спектакль. И крикнула звонко на английском: — Kiss her! [4]
Клавдий на глазах всех поцеловал горничную Машу. По ее инициативе их поцелуй продлился несколько дольше допустимого в домашней театральной постановке. Потом Клавдий, разжав объятия, поставил Машу на ноги. Но то ли голова ее еще кружилась от бешеного вальса, то ли кровь стучала в висках… Она уткнулась заполыхавшим лицом прямо ему грудь, в бронежилет.
Конец постановки доигрывали уже несколько нервно и скомканно. Все были взволнованы. Тайные чувства Маши к Мамонтову давно не являлись для домашних секретом. Пунцовые щеки Маши горели. А Клавдий… Он сразу после театра рванул к Ювелирше. Он завелся с пол-оборота. Он был ведь не чугунный чурбан, а молодой мужчина. Ему срочно требовалась разрядка.
В постели с Ювелиршей у него произошло то, что уже случалось между ними: на пике срасти Клавдий назвал Ювелиршу именем женщины, которую все никак не мог забыть и по-прежнему тайно любил. По иронии судьбы ту же женщину пылко любил и желал Макар. Непримиримо ревнуя друг друга, друзья-соперники довольствовались ролями отвергнутых ухажеров. А разъяренная оскорбленная Ювелирша в очередной раз выгнала Мамонтова.
В результате Клавдий вернулся раньше обычного, открыв входную дверь своим ключом. Детей, полных впечатлений от спектакля, уже уложили спать. В холле царил сумрак. Полоса света золотилась лишь из-под дальней по коридору двери кухни. Клавдий бесшумно миновал коридор, потянул дверь на себя.
В кухне — Макар, Вера Павловна и горничная Маша все еще в бальном платье Золушки и в гриме. У Макара вид растерянный, у Веры Павловны участливый. А у Маши, застывшей у стойки, — отчаянный, гневный.
— Со мной танцевал, целовался, а слинял к ней! — Маша наклонилась, открыла посудомоечную машину и начала выгружать тарелки на стойку. — Уж я терпела сколько, скрывала… Он, Клава, смотрит на меня — словно на пустое место. Ноль внимания. А я-то старалась… Заботилась о нем. Ужины готовлю, а он к ней вечерами сбегает. Сиськи ее с имплантами ему дороже! Да видала я ее в салоне-парикмахерской в Бронницах наших! Стерва! Она всего на год меня моложе! Чем она только его прельстила? Капиталами своими? Ну, ясен пень, ювелирша, торгашка, а я — черная кость… прислуга-повариха…
— Маша, вы член нашей семьи, — заверил Макар.
— Дождетесь — он ее и сюда притащит! Она его заставит. Поселится здесь у нас с ним! — Маша в сердцах швырнула на стойку супницу, та, опрокинувшись, соскользнула, разбилась вдребезги.
— Но личная жизнь неприкосновенна. — Макар не обращал внимания на расколотую «при разговоре» посуду. — Маша, дорогая, мы же не можем вмешиваться или запретить ему встречаться с избранницей. Они взрослые люди, и Клавдий сам решает…
— Со мной сейчас при всех целовался, на руках носил, а к ней — шалаве — отвалил на ночь! А мне слезы в подушку лить до зари, тосковать по нему… ироду проклятому! — «Золушка» заревела.
— Маша, он вернется, — пообещал Макар. — Жизнь есть жизнь. Надо стойко сносить удары судьбы. Любовные тоже. Я подумал… вы практически член моей семьи, давний, уважаемый всеми нами. Представить вместо вас кого-то на месте няни Сашхена для меня трудно, но… Если уж вам столь тяжело сейчас терпеть закидоны Клавы… может, стоит сменить место работы? Я вас устрою помощницей по хозяйству у знакомых мне людей…
— Избавиться от меня хотите? — яростно, давясь слезами, выкрикнула горничная Маша. — Взашей меня гоните? Это он, бабник, вас надоумил, да? Меня — вон, а шлюху его в наш дом!
И Маша с размаху запустила блюдом в стену в направлении двери.
Они все, обернувшись, узрели Клавдия, прислонившегося к косяку. Блюдо не разбилось. Клавдий поймал его на лету.
— Она не шлюха, — заявил он. — Маша, не бейте посуду.
Горничная Маша уставилась на него. Полные щеки ее побагровели от стыда даже под слоем белил и грима.
— Маша, я приношу извинения за свое неподобающее поведение во время спектакля, — раскаянно произнес Клавдий. — Никогда больше подобного не повторится.
— Да иди ты к черту! — крикнула, рыдая, Маша и пулей вылетела из кухни. Клавдий посторонился в дверях, но ее пышные юбки из органзы окутали его пеленой.
А среди ночи Маша сбежала из дома на озере.
И нашлась в заброшенном тупике рядом с мертвецом.
Глава 4. Рассеченный пополам
— Мне вас обоих опросить надо до приезда дежурного следователя с судмедэкспертом, — заявил Лейкин Макару и Клавдию.
— А когда они явятся? — спросил Клавдий.
Макар неотрывно глядел на группу патрульных, плотно окружавших Машу, уводивших ее к полицейской машине с мигалкой. Они обходили станционный фонарь, и в этот момент Макар увидел Машу. Она шла теперь молча, медленно, тяжело ступая. Покидая среди ненастной ночи дом, она переоделась из платья Золушки в спортивные брюки, кроссовки и зеленую хлопковую парку — в ней она обычно гуляла с детьми. Капюшон парки Маша откинула, и ее стрижка каре (волосы она всегда тщательно красила в блонд в салоне красоты в Бронницах) растрепалась, пряди намокли от моросящего дождя. Ее широкая, полная, приземистая фигура в длинной парке с капюшоном врезалась в память Макара.
— Когда, нас не спросят. Оба не в Бронницах живут, а машину служебную я за ними одну послал ради экономии бензина, — донесся до Макара недовольный голос Лейкина, обращавшегося к Клавдию. — Мне и машиниста пора уж опросить. Он же фактически мужика убил… то есть переехал.
Машинист тепловоза сидел, сгорбленный, у колес, прямо на полотне, потрясенный произошедшим. Патрульный подошел к