— Обморок у него! — крикнул патрульный.
— Я помогу, я его сейчас быстро в чувство приведу, — нашелся Макар, устремляясь без разрешения Лейкина к распростертому у колес тепловоза машинисту. — Я основы медицины изучал.
Подполковник Лейкин приблизился к упавшему в обморок, Клавдий двинулся за ним. В результате они оказались все втроем не только возле потерявшего сознание машиниста, но и рядом с останками несчастной жертвы. Макар опустился на корточки перед машинистом, с усилием приподнял его. Седой здоровенный мужик, работяга-железнодорожник, разменявший шестой десяток, в оранжевом жилете и замызганной спецовке. Макар осторожно похлопал его по щекам, сильно нажал ему пальцем в точку под носом. Извлек из кармана джинсов мятную конфету — он порой пользовался леденцами от кашля по старой привычке запойного алкоголика заглушать амбре. Развернул обертку и поднес мятный леденец к ноздрям машиниста.
— Когда нашатыря под рукой нет, сойдет, — пояснил он, глянув снизу на подполковника Лейкина, заслонившего собой и фуражкой ночное небо в тучах.
Машинист вдохнул мятный запах, закашлялся и открыл мутные глаза. Макар бережно придерживал его, ожидая, пока тот придет в себя.
— Что вы видели? — тихо спросил он.
— Ни фига. Перегон темный. Я на нем впервые. Здесь годами наши не ездили. Все из-за ремонта на станции началось. — Машинист зашевелился.
— Но все же вы заметили нечто, — настаивал Макар. Он угостил потрясенного машиниста мятным леденцом. И тот ошалело и послушно отправил его в рот словно лекарство.
— С того места лишь тень промелькнула во тьме. — Машинист повернулся и махнул в ночь, указывая. — И около дальнего фонаря — фигура у путей. Вроде махала мне. А у меня в ушах наушники от мобилы. Я не слышал ничего. А тень к самому тепловозу вдруг кинулась, чуть не под колеса. И я…
— Что вы сделали? — спросил Макар, помогая машинисту встать с земли.
— Я сдрейфил, сам не понял в горячке с чего. Но я вдруг испугался! Наушники долой из ушей, конечно… И сразу вопль… Я вопль дикий услышал. Я подумал — сумасшедший, махавший мне, под колеса сиганул, ну самоубивец! А потом увидел его…
— Его? — Макар бросил на молчавшего Лейкина торжествующий взгляд.
— Ее… бабу… волосы у нее светлые в свете фонаря и балахон на ней — плащ. Она отскочила прочь от моего тепловоза. А мужика я даже не видел! Клянусь! Как он под колесами-то у меня оказался?
— Он и есть ваш свидетель против Марии Гольцовой? — хрипло осведомился молчавший Клавдий.
— Нет, Мамонт. — Лейкин после их «сшибки за грудки» демонстративно и громко продолжал именовал Клавдия прозвищем, данным ему в полиции Бронниц. — У нас против вашей прислуги железобетонный свидетель.
— Человек, позвонивший в полицию? — быстро вмешался Макар. — А вам не приходит в голову: вдруг он и есть истинный убийца, толкнувший незнакомца под поезд? Отводящий от себя подозрение?
— Чушь, — усмехнулся Лейкин.
Он старался не смотреть на останки, лежащие в луже крови на путях и по обеим сторонам от полотна. Он упорно отводил взор, загружая себя бумажной процессуальной бюрократией. А Макар, ощущая подступающую к горлу клубами тошноту, созерцал, наблюдал и запоминал обстановку в эпицентре трагедии. Пока Клавдий Мамонтов и машинист отвечали на стандартные вопросы в шапке протокола, Макар внимательно все изучал. На будущее пригодится. Освобождая из-под колес останки, тепловоз чуть подали назад, и картина выглядела устрашающе.
Макар встал лицом к фарам и лобовому стеклу тепловоза. Слева бросились в глаза еще части тела — ноги. Берцовые кости высовывались из штанин синих брюк, на ступнях сохранилась обувь — лоферы из серой замши. А справа от тепловоза в крови, растекшейся по щебню, лежала отрезанная колесами верхняя часть туловища.
Рассеченный пополам…
Макар на секунду зажмурился. Но жуткая реальность места происшествия намертво отпечаталась у него в памяти. Хотел бы позабыть, да уже не в силах. Никогда.
Но нечто казалось странным…
Некие детали выглядели неправильно. Они не вписывались в ситуацию.
— Послушайте, подполковник, — тревожно обратился Макар к занятому допросом Клавдия Лейкину.
— Вы своей очереди ждите, я ж занят, — бросил тот.
— Вы заявили нам: Мария Гольцова толкнула незнакомца под поезд. Озвучили даже версию ее предполагаемой самообороны от насильника… Но если толкнула она его, он должен был стоять в тот миг возле путей. А не получается.
— Чего еще не получается? — Лейкин сам стоял спиной к останкам человека, писал, неловко поддерживая папку с протоколами пятерней левой руки. Он не желал поворачиваться к ужасу места происшествия лицом.
— Она шла через заброшенный тупик в сторону Кисловки, — Макар указал в темноту. — С автобусной остановки у станции… Последний автобус в час двадцать на шоссе возле озера по расписанию. А около двух мы… то есть я получил от нее сообщение с призывом о помощи (Макар не стал упоминать о Вере Павловне, на самом деле первой получившей Машино сообщение, — не то и ее начнут допрашивать полицейские). То есть она добралась на последнем автобусе до станции и направилась обычным путем через тупик к тете в Кисловку. Приблизилась к рельсам, — Макар повернулся, демонстрируя наглядно. — И, по вашей версии, именно здесь толкнула жертву под тепловоз. — Макар выбросил руку вперед в толчке, разыгрывая сцену убийства. — Незнакомец должен был стоять у самых путей, и когда упал под колеса, его рассекло… Часть торса с головой должна была там оказаться, а не здесь. А ноги тут, а не на той стороне полотна. Ну, если он стоял на ногах. И нет разницы, в каком положении он упал от толчка — ничком или навзничь. Положение останков было бы зеркальным тому, что мы наблюдаем.
Клавдий, игнорируя допрос на протокол, решительно двинулся к рассеченному трупу, чтобы все как следует осмотреть. Подполковник Лейкин медленно обернулся и поплелся за ним.
— Ох, мать честная… Я крови не переношу, — признался он почти интимно. — За какие грехи мне сии муки — жмурик, выпотрошенный на путях…
— Если бы жертва находилась в вертикальном положении, стоя на ногах, она упала бы под тепловоз и часть ее торса с головой оказалась бы на той стороне, а не на этой, а ноги здесь, — упрямо повторил для него Макар.
— Хрен его знает, может, кувыркнулся, перевернулся. — Побелевший Лейкин зажал рот рукой, борясь с приступами тошноты.
— Нет, — Макар покачал головой. — Невозможно. Но если бы он лежал на рельсах, уложенный кем-то головой сюда, а ногами туда — то… — Макар умолк, нагнулся над верхней частью торса незнакомца.
В нос ему сразу ударил запах крови и