Они втроем метнулись к дому и встали между окон, прижавшись спинами к стене.
— Папаша запер входную дверь после твоего побега… внутри есть задвижка, да? — Клавдий выбрал ключ от гаража. Иннокентий с полуобморочным видом кивнул. — В гараж у вас доступ и с пульта, и через электронный код. Либо приложением ключа. Все. Входим!
Он открыл гараж, и они проскользнули внутрь. Свет не горел. Внутри стояли два внедорожника. Макар оглядел их: «БМВ» Дмитрия Матвеева среди них не было. Естественно, его брат не полный идиот, не спрячет он тачку убитого в собственном автобоксе. Через гараж они попали в смежный темный коридор, соединяющий бокс с жилыми помещениями. Дальше — пятно света и… глухие монотонные звуки из глубины дома. Макар больше всего переживал из-за вечно тявкающего йоркшира — выскочит сейчас откуда-нибудь и по традиции поднимет лай. Но в доме царила тишина. Лишь те звуки… рыдания, стенания… бормотание, всхлипы…
Тусклый свет лился из холла-гостиной. Они заглянули туда. Горел напольный светильник. И Макару сразу бросился в глаза большой кирпичный камин напротив диванов. А рядом с камином стойка с коваными аксессуарами, представляющая собой треногу, и на ней в гнездах крепились совок, щетка, щипцы и кованая кочерга. Одно из гнезд пустовало.
— Кочерги было две у вас? — шепнул Макар Иннокентию. Тот вновь молча кивнул. Он таращился на светильник и прислушивался к звукам, доносящимся… откуда?
Клавдий бесшумно приблизился к стойке с каминными аксессуарами.
Кочерга.
Теперь всего лишь одна. А вторая со следами крови и ДНК Дмитрия Матвеева выброшена его братом в таком месте, которое лишь он один может указать. Клавдий пообещал себе: до звонка Лейкину он лично вывернет наизнанку Матвеева, но выбьет из него — где он спрятал орудие убийства. Главную убойную улику.
До них донеслись глухие, сдавленные рыдания…
Голос… Мужской, бормочущий…
Они двинулись на звук. Очутились снова в коридоре, где их встретил хаос раскиданных вещей и мусора. Из-за встроенного гардероба лился неяркий свет.
— Там что у вас? — шепнул Иннокентию Клавдий, хотя знал ответ.
— Вход в подвал, — ответил парень.
— Он внизу. — Клавдий обернулся к Макару. — Я спускаюсь к нему. Я один. Вы оба пока останетесь у двери. Макар, застопори ее чем-то.
Макар нагнулся: на полу валялся пластиковый поднос и одноразовые тарелки — все грязное. Он поднял поднос и сильным движением сломал его пополам — части удобно подсунуть под дверь, зафиксировав ее в распахнутом положении.
На двери подвала им бросился в глаза новый, кое-как прикрученный шпингалет. Створка была притворена, полоска света пробивалась из-под нее.
Дальнейшее произошло в единый миг. Клавдий рванул дверь. Они ждали чего угодно! Схватки с обезумевшим упырем-ревнивцем, сокрушающим черепа жертв кочергой, кровавой последней битвы, но…
Зрелище, открывшееся им…
— Нюта моя, Нюточка… попей воды… И ты прости, прости меня… Словно затмение на меня нашло… Только не умирай! Не бросай меня! Любимая! Жена моя ненаглядная! Нюта! Прости! Всю оставшуюся жизнь стану на коленях у тебя прощение вымаливать! Попей еще воды… вот так, хорошо… Я сейчас тебе помогу… Все, все закончилось… Кошмар… Я здесь, я с тобой… Только не умирай, Нюта! Не оставляй меня одного! Любовь моя! Жена моя!
Крутая лестница вела в самый обычный подвал загородного дома, где стиральная и сушильная машины, доски, рулоны обоев, мешки со строительными смесями у стен. А в центре — наматрасник двуспальной кровати: стеганый, грязный, в пятнах, скомканное одеяло. А рядом — собачий поводок, одним концом пристегнутый за карабин к железной трубе. Второй его конец обрезан, ибо прежде поводок затянули на ноге жертвы крепчайшим узлом и не смогли уже развязать, отсекли ножницами, лежащими рядом на полу. И — красное пожарное ведро.
А у подножия лестницы две скрюченные фигуры — мужская и женская. В мужчине Макар и Клавдий узнали Ивана Матвеева: он обернулся, услышав шум. Вид его был страшен и жалок — небритый, опухший, с залитым слезами лицом. На его коленях лежала женщина в замызганной дорогой шелковой белой пижаме. Женщина — когда-то полная, дородная, но сейчас похудевшая. Крашеная блондинка, волосы ее слиплись, сквозь блонд проступали седые пряди. Она взирала на Ивана, и из глаз ее тоже ручьем текли слезы. А он обнимал ее, крепко прижимая к себе, словно укачивал, успокаивал.
— Мама?! — ахнул Иннокентий.
Такой Макар и Клавдий впервые увидели Нюту. Встреча с женщиной-невидимкой состоялась.
— Папа! — Иннокентий, опередив Клавдия, спустился на пару ступенек и застыл. — Да что же это у вас творится?!
— Иван, отпусти жену! — громыхнул Клавдий. — Ты ее все эти дни после убийства Дмитрия держал здесь, в подвале, пленницей, привязанную на собачий поводок?!
Они оба — Иван и Нюта, муж и жена — уставились на пришельцев молча, видимо, еще до конца не понимая, каким образом чужаки оказались в их доме. Внезапно Нюта пошевелилась и… йоркшир Лучик высунул мордочку из-под ее бока. Он тоже угнездился на коленках Ивана, свернувшись клубочком рядом со своей изможденной хозяйкой. Иван держал бутылку с водой. Он вновь начал бережно поить жену, не обращая внимания на приказ Клавдия. Нюта пила жадно.
— Ваня, — прошептала она. — Кто эти люди с Кешей?
— Они… мои знакомые. Бизнес-компаньоны… Не волнуйся, любимая. Попей еще водички. Я сейчас тебя отнесу в спальню.
— Отпусти жену! — грозно повторил Клавдий, спускаясь к ним. — Встань! Марш к стене! Руки за голову!
Иван, не разжимая объятий, полуобернулся и попытался привстать, но Нюта вцепилась в него мертвой хваткой. Йоркшир Лучик соскочил на лестницу и зарычал, ощерив крошечные клыки, защищая обоих хозяев.
— Ваня… зачем они здесь? Кеша, сыночек… уходите… вы не должны здесь быть, — Нюта обернула к сыну осунувшееся лицо. — Сынок, мы с папой потом тебе все объясним… А эти люди… незнакомцы… пусть убираются прочь.
— Черта с два мы уберемся, мадам! — Клавдий возвышался над ними. — Ваш муж держал вас в плену почти неделю после убийства брата!
— Я его не убивал!
— Он Диму не убивал!
Иван и Нюта, муж и жена, воскликнули это вместе, семейным хором.
— Где кочерга?! — рявкнул Клавдий, хватая Ивана за плечи. Он легко мог бы отодрать его от жены, но боялся травмировать ее в схватке — обессиленную, почти при смерти!
— Какая еще кочерга?! — Иван согнулся, словно пряча голову от ударов, хотя Клавдий его не бил. А Нюта еще крепче сжала его руки. Маникюр на ее пальцах сошел на нет, ногти были обломаны.
— Каминная! Ею ты шарахнул брата по башке, когда понял, что Кешка — не твой сын, а его!
— Папа? Мама?! — ахнул Иннокентий.
— Где кочерга? Куда ты ее дел? —