— Кочерга… от камина? Она у меня за ставни зацепилась, — пробормотал Иван, осознав, что угроза его прежнего компаньона по сделке не блеф. — Рольставень заело на кухне, я его всегда по тулке кочергой стучал, но она зацепилась… висит у окна…
— Я проверю, — объявил Макар.
Он бегом ринулся на кухню. Кочерга действительно висела у окна, застряв кованой завитушкой в сквозной выемке держателя тяжелого рольставня. Иван даже не потрудился принести из гаража лестницу-стремянку, чтобы снять ее. А со стула при высоком трехметровом потолке кухни высвободить ее было просто нереально.
— Он не соврал. Вторая кочерга на кухне, зацепилась за окно, — возвестил Макар, возвращаясь в подвал, где клубились подозрения, горе, слезы и полнейший, пока еще необъяснимый абсурд! — Давайте мы все покинем это скорбное место, — предложил он. — Здесь спертый воздух и дурно пахнет… Иван Валерьевич, я вам помогу отнести вашу жену в холл на диван.
— Не прикасайтесь к ней! Я сам! — Иван начал подниматься, пытаясь вскинуть Нюту на руки.
Но у него ничего не получалось. Колени его подгибались, ибо Нюта, даже похудевшая в узилище, весила немало. Клавдий молча наклонился, ухватил Нюту за ноги, и они вдвоем с Иваном потащили ее в холл. Уложили на диван. Макар в коридоре приводил в чувство Иннокентия. Хлопал его по щекам. Парень открыл глаза. Макар помог ему подняться, доволок до холла и тоже сгрузил на диван напротив матери. Йоркшир Лучик юлой вертелся под ногами и лизал руки своей изможденной хозяйке.
— Кеш, спроси своих предков снова: что здесь за бардак? — обратился Макар к парню.
— Мама, отец… ну объясните же мне… Вы спятили оба?! — жалобно выкрикнул Иннокентий. — Как это я не твой сын?! И почему ты меня ножом уродовал сегодня?! — Он выставил вперед ладонь, демонстрируя матери проступившие сквозь бинт пятна крови.
— Ты его… его сын! Ты наш сын! — выкрикнула, плача, Нюта. — Наш единственный обожаемый мальчик. А папа… просто ошибся. Он сам признает — затмение на него нашло.
— Такое затмение, что он, ошалев, прикончил собственного брата! Под тепловоз его швырнул умирать! — рявкнул Клавдий, снова начавший терять терпение.
— Я Диму не убивал! Клянусь всем святым! Я ни при чем здесь! — страстно воскликнул Иван Матвеев. — У нас и с женой все бы закончилось, если бы не известие о гибели Дмитрия, напугавшее меня до безумия!
— Устал я слушать ваши байки. Улики налицо — подвал, привязь, пожарное ведро-горшок, ваша жена… Гляньте, в каком она состоянии после насильственного заключения. — Клавдий смотрел ему в глаза. — А с кочергой эксперты разберутся. Я звоню сейчас в полицию. Сдаю тебя, Матвеев, операм с рук на руки. Ты — убийца брата. У тебя на морде это написано. А жене твоей я сейчас сам вызову скорую помощь. Ей немедленно надо в больницу.
— Нет! Нет! Не смейте! Никаких ментов! — закричала Нюта, приподнимаясь на локте. — И скорой мне не нужно! Мне уже лучше… Послушайте… Я вас умоляю! Не губите нас! Я вам сама все расскажу… честно… вы поймете. Можете нас осуждать и презирать. Но не обвиняйте моего мужа в убийстве. Он не убивал Димку! Да он и не мог бы его тронуть. Они всегда были братьями — пусть не кровными, но по духу… Они действовали заодно. Даже…
— Что? — Макар чувствовал: они услышат сейчас нечто невероятное в этом непредсказуемом деле.
— Даже против меня они объединялись. Дима постоянно Ваню передо мной защищал. Он всегда стоял на его стороне.
— Не существовало ближе и роднее для меня человека, чем Димка! — подхватил Иван.
Здоровый пятидесятилетний мужик… подозреваемый в убийстве… он зарыдал словно ребенок. Нюта потянулась к нему и сама заключила в объятия, притягивая к себе, защищая, оберегая. Он зарылся лицом в ее спутанные волосы.
— Вы больные оба, — прошелестел Иннокентий. — Психи.
— Пусть. Суди нас строго, сынок. Но слушай правду и отвечай за собственные прегрешения, — ответила ему Нюта. — Между прочим, весь этот ужас начался с твоего отвратительного и подлого поступка, когда ты обворовал нас, родителей, и Диму. И твой отец… Его оглушила… потрясла твоя нечистоплотность. В его душе всколыхнулась старая затаенная боль.
— Что всколыхнулось? — переспросил на этот раз Клавдий непередаваемым тоном.
— Боль! Психоз! Подозрение! — сипло выкрикнула Нюта. — Слушайте меня: я тоже когда-то была молода и тщеславна. Но я ощущала себя бедной церковной мышью. И я нашла себе спонсора — женатого мужчину, гораздо старше по возрасту. Я привыкла к роли содержанки. Ваня меня добивался два года. Ему помогал брат Дима, всячески его поддерживал, нахваливал его мне… Короче, он нас активно сватал. Но чисто из-за денег я все еще поддерживала физическую связь со спонсором. А потом я забеременела. Я точно знала — отец моего будущего ребенка Иван. Мы с Ваней поженились. У нас родился ты, Кеша, и мы были абсолютно счастливы. Но шли годы… Семья — сложный организм.
— Я и сам порой вел себя свинья свиньей, — вставил покаянно Иван.
— Когда мы с мужем ссорились, я уезжала из дома. Я считала: отъездами я преподаю урок мужу. А Ваня все стал неправильно интерпретировать. Мой бывший спонсор ведь перебрался в Геленджик… Ваня вбил себе в голову: я встречаюсь с бывшим на курорте. Я злилась на Ванины интрижки… Молчи! Ты изменял мне! — воскликнула Нюта, не дав мужу вновь вклиниться в монолог. — Я не встречалась с бывшим, но из ревности порой намекала Ване на него — не тебе одному развлекаться на стороне. А Дима не имел к этому никакого отношения. Его целиком поглощали дела фирмы, он всего себя посвящал бизнесу. Он горел на работе, и его усилиями фирма приносила нам всем доход. Когда мы скандалили с Ваней, Дима нас мирил. Он был добрым гением нашей семьи — родной человек. Как у вас язык повернулся заявить, что Ваня мог его убить из-за меня?!
— Зачем вы посещали Дмитрия в офисе и почему спрятались при нашем появлении? — спросил Макар. Он уже почти верил ей.
— Я приехала тогда из-за тебя, — Нюта обвиняющим жестом указала в сторону сына. — Когда Дима рассказал Ване про эту подлую кражу, у твоего отца внутри словно что-то замкнуло. Он мне вдруг заявил дома: «В нашем роду не было воров. Ты мне тогда перед свадьбой солгала. Кеша — не мой ребенок. Он от твоего бывшего. Ты меня обманула!» Ваня, ты был туп и страшен в тот момент, когда обвинил меня