День был ясный и солнечный. Мы сидели в уютной кофейне, и Дмитрий, поймав мой взгляд, сказал ровным голосом:
— Мы стали совсем чужими, Эмми.
— Ты мне не чужой, — заспорила я, осознав, к чему клонится разговор. Внутри горячей волной разлилась смесь из бессилия, паники и отчаянья.
— Я не хочу, чтобы ты выходила замуж за незнакомца, — продолжил он. — Ради всего хорошего, что между нами было, не могу так с тобой поступить. Я слишком дорожу тобой, Эмми!
— Дорожишь чужим человеком? Ты осознаешь, какой бред несешь? — с ледяной интонацией спросила я. — Почему просто не сказать: давай разорвем помолвку?
— Давай разорвем помолвку, — не задумавшись ни на секунду, предложил тот.
Не произнося ни слова, я с достоинством поднялась из-за столика, подхватила сумочку и двинулась к выходу. Иначе сорвусь и выругаюсь на валейском. В этом языке весьма забористая брань!
— Ты не ответила! — бросил Дмитрий мне в спину.
Вообще, я крайне терпеливый и понимающий человек, но потом как взбесят… На глаза упала красная пелена. Присыпать расставание бранью я не стала, а подняла кружку и полила голову обескураженного жениха черным кофе. Посетители подавились на вздохе, из угла донеслись жидкие аплодисменты.
— Разорвали, — вернув опустевшую кружку на блюдце, прокомментировала я и положила на стол монетку: — Вам на прачечную, господин Горов, а то рубашка запачкалась.
Сегодня после объявления о моей свадьбе с владыкой Авиона бывший жених выглядел, как в день расставания: лицо окаменело, во взгляде читался вопрос. Дмитрий явно не верил, что из всех мужчин я выбрала в мужья именно дракона, и забывал об обязанностях. В конечном итоге хозяин дворца сдался, повернулся ко мне и попросил перевести:
— Я благодарю короля Талуссии за душевные поздравления и буду рад видеть посланников на свадьбе.
— Ритуальная фраза? — уточнила я.
— Дань вежливости, — подсказал он.
Поздравления, надо сказать, были сухие, как корочка двухнедельного хлебушка, и не стоили многословных благодарностей. Да и сами посланцы выглядели так, словно сжевали по дольке лимона. В кабинете все давно поняли, что в заложниках невесту не держат и силой под венец не ведут. Она, конечно, слегка лохмата после полета на драконе, но предложения руки и сердца от владык бескрайнего Авиона не всегда случаются в идеальный момент.
От воспоминаний меня отвлек вопрос Зорна, заданный с мягкой иронией:
— Бывший жених предложил спасти тебя из лап дракона?
— На то он и бывший, чтобы уже ни от чего меня не спасать, — ответила я, сминая записку в кулаке. — Но по дружбе предупредил, что драконы не только любопытный, но и коварный народ.
Темные внимательные глаза Зорна смеялись. Губы дрогнули, и на лице вдруг появилась улыбка, неожиданно явившая обаятельную ямочку на левой щеке.
— Он прав. Тебе стоит придирчивее изучить условия брачного союза, — посоветовал он, видимо, намекнув на правильный ответ, и протянул в мою сторону закрытую папку.
Случилась некоторая заминка. На диван я уселась умышленно, и с будущим мужем нас разделяло расстояние в лучших традициях поборниц нравственности. Он не торопился подняться с кресла и, видимо, ждал, как я поступлю в неловкой во всех отношениях ситуации.
Я решила, что поздно демонстрировать аристократическую гордость, когда уже успела выторговать почти неприличное количество золотых слитков, и по-простому сдвинулась на диванных подушках в сторону дракона. Перегнувшись через резной деревянный подлокотник, забрала папку и вытащила исписанный твердым почерком лист белой бумаги с изображением раскрывшего крылья дракона в уголке.
На первый взгляд, Зорн указал все, о чем мы говорили в гостиной перед встречей с посланцами из Талуссии, и не добавил ничего лишнего. Через четыре месяца я стану совершенно свободной и крайне богатой бывшей женой кейрима Авиона.
Открыв папку, я достала из кармашка на сгибе золотую перьевую ручку, сняла колпачок и хотела поставить подпись. Острие замерло, не коснувшись бумаги.
— Мы будем жить в разных покоях, — резковато произнесла я.
— Разумеется, — согласился Зорн.
— Как много обязанностей ляжет на мои плечи?
Я бросила на него острый взгляд.
— Ты здесь временно и вольна делать то, что пожелаешь.
— Устроить переделку дворца? — исключительно из вредности спросила я.
— Все, кроме перестройки дворца, — уточнил он. — Ремонт ты закончить не успеешь.
Последовала долгая пауза. Мы смотрели глаза в глаза. Я пыталась отыскать подвох и нащупать любое проявление знаменитого драконьего коварства, но владыка, казалось, был абсолютно честен.
— Что если через четыре месяца ты не захочешь меня отпустить? — спросила я, плюнув на официальное обращение.
— Отпущу, — невозмутимо ответил Зорн. — Но что если ты не захочешь уехать, Эмилия?
— Не сомневайся, кейрим Риард, уеду и на прощанье пожелаю твоим крыльям теплого ветра, — уверила я. — До сегодняшнего дня у меня была неплохая жизнь, а после отъезда из Авиона станет еще лучше.
— Тогда волноваться не о чем и подпись можно ставить без опаски, так? — усмехнулся он.
Разорвав зрительный контакт, я быстро расписалась под соглашением и объявила:
— Можно вызывать мага.
Однако владыка поднялся с кресла, приблизился ко мне и протянул руку. Невольно я задрала голову, скользнув взглядом по высокой поджарой фигуре, вручила ему папку и с возрастающим недоумением проследила, как он протянул вторую руку.
— Присоединишься?
— Куда? — вырвалось у меня.
— Ко мне, — подсказал он.
— Ты один до мага не докричишься, кейрим Риард? — осторожно уточнила я. — Не уверена, что у меня голос громче драконьего…
Он все-таки помог мне подняться. Я дернулась в сторону двери, но Зорн направился к тонконогому столику с пустой бронзовой жаровней для обогревающих камней. Вытащив лист, он отложил папку. Внезапно уголок соглашения, зажатого между его пальцами, затлел, вытянулась ленточка серого дыма. Вспыхнувший несмелый язычок мгновенно превратился в устойчивое пламя, и чернеющая бумага начала споро съеживаться.
В смятении я посмотрела на Зорна. На его лице играли тени. Зрачки вытянулись, вокруг радужки вспыхнул тонкий огненный контур.
— Ты маг?
— Ты же об этом никому не расскажешь? — с иронией протянул он, давая понять, что магические способности кейрима для его подданных не секрет.
Слышала, что в двуликих крайне редко пробуждалась магическая сила, но только им