– Хорошо, миледи, – кивнула помощница и отправилась выполнять поручение.
– Гай, подождите немного, – попросила я крестьянина, – вот, возьмите, – и протянула ему монетки, – и спасибо за помощь.
Мужчина взял плату, рассыпавшись в благодарностях, я дала ему чуть больше, чтобы он помог Джону с разгрузкой. Сама же в сопровождении Маркуса отправилась в дом.
Сумерки сгущались быстро, превращая очертания особняка в размытые тени. Входная дверь была не заперта. Я толкнула её, и та отворилась с тихим скрипом, впуская нас в холодный полумрак прихожей. Внутри царила тишина. Пустая, гулкая, словно дом затаил дыхание в ожидании. Я остановилась у консоли в прихожей, нащупала в темноте подсвечник с остатками свечи и огниво. Несколько ударов, искра, слабое пламя вспыхнуло, отбрасывая дрожащие тени на стены.
В колеблющемся свете знакомые стены казались чужими, почти враждебными. Тёмные дверные проёмы зияли, точно пасти; сквозь незанавешенные окна проникал последний отблеск заката.
– Осторожнее, миледи, – тихо предупредил Маркус, положив ладонь на рукоять меча.
Я кивнула и направилась к лестнице на второй этаж. Ступени скрипели под ногами. Поднимались молча, лишь шелест моего платья да тихое дыхание нарушали тишину.
Коридор второго этажа встретил нас той же пустотой. Я повернула направо, туда, где находились покои Дарены. Остановилась перед резной дверью, перевела дух и толкнула её.
Надо же, мебель они оставили всю, видно, такую тяжесть не захотели тащить: массивная кровать с балдахином, туалетный столик, комод, шкаф. А вот всё остальное исчезло: ковёр, постельное бельё, покрывало стащили вместе с периной, обнажив гладкие доски кровати, сняли портьеры с окон, оставив лишь голые карнизы. Распахнутые дверцы шкафа демонстрировали тёмное нутро: ни единого платья, ни платочка, ни чулка. Ни-че-го.
Я медленно обошла комнату, поднимая свечу выше. Пустой туалетный столик, даже зеркало сняли со стены, и теперь я глядела на тёмный квадрат на обоях.
Мой взор упал на письменный стол у окна, на нём одиноко белел сложённый лист бумаги. Я взяла его и вчиталась в витиеватый почерк Дарены:
«Айрис,
моё месячное содержание в размере ста серебряных крон привезёшь ко мне в городской дом на Харроу-стрит до двадцать пятого числа текущего месяца. Иначе я напишу жалобу герцогу на неисполнение тобой условий завещания.
Леди Дарена Эшворт, вдовствующая баронесса»
Я медленно опустила записку и криво усмехнулась.
– Плохие новости, миледи? – негромко спросил Маркус.
– Да нет, – покачала головой я, – просто мачеха у меня шибко умная или хитрая. Предусмотрительная особа. Она догадалась, что я спрошу совета у мистера Уэлса, поэтому сработала на опережение. Но меня сейчас волнует только один вопрос, – подойдя к окну, я посмотрела вниз и увидела, как Джон и Гай стаскивают мешки на землю.
– И какой же, миледи?
– Кто им помог? У нас в поместье нет лошади, чтобы впрячь её в карету, у которой сломана ось. Кто-то прибыл сюда, загрузил их пожитки и отвёз в Торнтон. Кто этот человек?
Я обернулась к Блэквуду и, устало вздохнув, добавила:
– Ладно, над этим я подумаю позже. А пока пойдёмте поедим, если честно, променад по Торнтону жутко вымотал.
Мы спустились на первый этаж и направились в сторону кухни, где у плиты застали Полли. Женщина обернулась на скрип двери, её морщинистое лицо озарилось улыбкой.
– Миледи, как вы? Поди проголодались? Сейчас-сейчас, ужин почти готов. Мы с Джоном тоже недавно из леса вернулись, грибы собирали, – защебетала она, при этом я отчётливо видела, что она будто ожила, даже щёки порозовели. Впрочем, неудивительно – от Дарена и её подпевал исходила жуткая, давящая атмосфера.
Старушка с любопытством покосилась на замершего наёмника.
– Полли, знакомься, это сэр Маркус Блэквуд. Он будет жить здесь и охранять поместье.
Женщина почтительно поклонилась:
– Добро пожаловать, сэр.
– Сэр Маркус, присаживайтесь, – пригласила я его к столу, на что Полли удивлённо на меня обернулась.
– Госпожа, негоже вам снедать тут. Вы, как хозяйка, теперь должны пройти в малую столовую, я всё туда принесу.
– Не нужно, – я отрицательно покачала головой, в висках стучало от утомления, но голод был сильнее желания прилечь, – жечь дополнительные лампы и свечи мы себе пока позволить не можем.
– Хорошо, госпожа, – вздохнула кухарка и вернулась к казанку, в котором что-то аппетитно булькало.
Вскоре перед нами поставили кашу с плавающими в ней кусочками сала, которое мы купили на рынке.
Чуть погодя к нам присоединились Энни и Джон, так же как мы, споро заработавшие ложками.
– Полли, – обратилась я к служанке, когда доела, – завтра утром приготовьте что-нибудь простое, чтобы мы могли это взять с собой в дорогу. Например, лепёшки.
– Хорошо, миледи, – отозвалась она.
Я, благодарно ей кивнув, встала из-за стола.
– Сэр Блэквуд, в этом доме хватает пустых комнат, можете выбрать любую приглянувшуюся.
– А где ваша опочивальня? – уточнил охранник и тут же пояснил свой интерес: – Мне нужно расположиться так, чтобы злоумышленники не смогли добраться до вас незамеченными.
Я на секунду задумалась. Нормальная кровать была в двух помещениях: почившего барона и его жены. Первый вариант мог бы меня устроить, я не боялась спать там, где кто-то умер, эти предрассудки мне были чужды, но запах… Покои отца Айрис жутко воняли, поэтому я выбрала второй вариант.
– Энни, – повернулась к своей помощнице, мы с тобой займём комнаты в восточном крыле, твоя та, что раньше принадлежала Жюли, – девушка удивилась, но согласно кивнула, – а я "перееду" в покои Дарены.
– Понял, тогда я остановлюсь в той, что ближе к лестнице, – кивнул сэр Блэквуд, слегка мне поклонившись.
Энни проводила его наверх, а я задержалась на кухне, чтобы обсудить с Полли запасы продуктов. Выяснилось, что в погребе почти ничего не осталось. Дарена вывезла всё, что можно было увезти: мешки с зерном, бочонки с солёной рыбой, копчёности. Остались только покрытые плесенью корнеплоды.
Прежде чем подняться в свою новую комнату, забрала из каморки соломенный тюфяк и старый плед, кинув всё это на доски кровати, наконец-то, легла. Покрутившись немного, приняла более-менее удобное положение и почти мгновенно провалилась в тяжёлый сон без видений.
Утро началось с криков петуха и бледного света, лившегося в окна. Я с трудом разлепила тяжёлые веки, кряхтя, как старушка, села, чувствуя, как снова неприятно заныли ушибленные рёбра, наверное, сказалось вчерашнее путешествие в город. В дверь постучали, и в комнату вошла Энни.
– Доброе утро, миледи, – сонно улыбнулась она, ставя на стол таз и кувшин